руководил ремонтом повреждённого летательного аппарата. К счастью, биплан был в довольно хорошем состоянии. Шасси были повреждены, но основной корпус остался цел. Что касается гироскопа, их у Нортона было достаточно, так же как и генераторов, и заменить вышедший из строя гироскоп не составило большого труда.

Синклер работал с воодушевлением, и даже оставался после окончания своего рабочего дня. Жорет тоже работал, но делал это без особой охоты. Фактически, большая часть работы была проделана Синклером и Кеннеди. Жорет в основном угрюмо ворчал, по большей части на французском. Мне не нравился этот парень, и я относился к нему с подозрением. Я заметил, что Кеннеди не позволял ему делать слишком много, может, по этой же причине, а может и потому, что он вообще не любил просить помощи у тех, кто не выражал особого желания трудиться.

– Всё! – воскликнул Крейг где-то около десяти вечера. – Если мы хотим вернуться в город сегодня, то лучше поторопиться. Синклер, думаю, вы можете закончить ремонт шасси завтра утром.

Мы закрыли ангар и поспешили к вокзалу. Было довольно поздно, когда мы прибыли в Нью-Йорк, но Кеннеди настоял на том, что ему нужно попасть в свою лабораторию, а мне стоило поспешить в офис «Стар», чтобы удостовериться, что завтра интервью выйдет в утренних газетах в должном виде.

Мы больше не видели друг друга до утра, пока к моему дому не подъехал большой туристический двухдверный автомобиль. В глубине кузова лежал огромный, тщательно завёрнутый пакет.

– Это то, над чем я несколько часов работал этой ночью, – объяснил Крейг. – Если это не поможет, то я опущу руки.

Я сгорал от любопытства, но вместо того, чтобы поинтересоваться объектом работы Кеннеди, я упрекнул его в том, что ночью он толком не отдохнул.

– О, – улыбнулся он, – если бы я не работал этой ночью, Уолтер, я бы не смог отдохнуть и думал бы о нашем деле.

Когда мы приехали на поле, Нортон с перевязанной головой уже был там. Я подумал, что он немного бледен, но в целом всё было в порядке. Жорет был всё так же угрюм, а Синклер закончил с ремонтом шасси и был готов проверить каждый винт и провод. Хамфрис отправил записку, что ему сделали очень выгодное предложение в другом месте, и не появлялся.

– Мы должны найти его, – воскликнул Кеннеди. – Я хочу, чтобы он полетел сегодня. Его обязывает контракт.

– Я могу полететь, Кеннеди, – заявил Нортон. – Со мной всё в порядке.

Он взял два конца провода и на вытянутых руках сводил и разводил их, показывая, насколько хорошо он владеет собой.

– К полудню я буду чувствовать себя ещё лучше, – добавил он, – и смогу сделать этот трюк с зависанием в воздухе.

Кеннеди с серьёзным видом покачал головой, но Нортон настоял на своём, и Кеннеди согласился отбросить бесполезные попытки найти Хамфриса. После этого они долгое время переговаривались шёпотом, и было похоже, что Кеннеди рассказывал свой план.

– Понял, – наконец сказал Нортон, – вы хотите, чтобы я сначала положил на генератор и батарею этот свинцовый лист. Потом мне нужно убрать его и лететь без этой защиты. Всё верно?

– Да, – согласился Крейг. – Я буду стоять на крыше главной трибуны. В качестве сигнала я три раза помашу своей шляпой, и буду махать до тех пор, пока не удостоверюсь, что вы меня увидели.

После быстрого завтрака мы пошли на нашу позицию, которая была невероятно выгодной. По пути Кеннеди поговорил с начальником агентства Пинкертона, приглашённого руководством мероприятия, а также зашёл к оператору беспроводной связи, которого он попросил сообщить ему, если возникнут те же неполадки, что и днём ранее.

На крыше Кеннеди достал из кармана маленький прибор со стрелкой, которая ходила взад-вперёд по циферблату. Приближалось время начала полётов, аэропланы готовили к вылетам. Кеннеди спокойно покусывал сигару, время от времени бросая взгляд на стрелку и её колебания. Внезапно, как только Уильям поднялся в воздух на аэроплане Райта, стрелка резко изменила своё положение и при небольшом колебании указала прямо на авиационное поле.

– Оператор готовит свой аппарат для связи с Уильямом, – заметил Крейг. – Этот прибор называется волномером. Он указывает на источник и показывает магнитуду волн Герца, используемых в радиосвязи.

Прошло минут пять или десять. Нортон готовился к взлёту. Через бинокль я видел, что он что-то прикрепил поверх гироскопа и генератора, но не мог разглядеть, что это было. Его биплан будто подпрыгнул в воздухе, словно стараясь оправдать своё доброе имя. С белой повязкой на голове, Нортон был героем этого дня. Но как только он поднялся чуть выше деревьев, я услышал, как Крейг вскрикнул.

– Уолтер, посмотри на стрелку! Как только Нортон поднялся в воздух, она метнулась в противоположном от беспроводной станции направлении, и теперь показывает на...

Мы посмотрели в том направлении, куда смотрела стрелка. Она показывала на обшарпанный сарай.

Я ахнул. Что это могло значить? Предвещало ли это ещё один несчастный случай для Нортона, в этот раз уже с летальным исходом? Почему Кеннеди позволил ему лететь сегодня, если у него было подозрение об угрозе, распространявшейся по воздуху? Я быстро обернулся, чтобы посмотреть, в порядке ли Нортон. Всё было хорошо, он кружил над нами по широкой спирали, поднимаясь всё выше и выше. Теперь казалось, что он остановился, практически завис в воздухе. Мотор был выключен, и я видел, что пропеллер не работал. Он как будто не летел, а плыл на корабле по просторам океана.

Вверх по лестнице взбежал мальчик-посыльный. Кеннеди развернул принесённую им записку и сунул её мне в руки. Она была от оператора: «Связь опять не работает. Уверен, это из-за того парня, который вмешивается в эфир. Веду записи».

Я бросил взгляд на Кеннеди, но он больше не обращал внимания ни на кого, кроме Нортона. В руке он держал часы.

– Уолтер, – воскликнул он, захлопнув крышку часов, – с того момента, как Нортон заглушил мотор, прошло уже семь с половиной минут. Для получения премии Брукса нужно продержаться только пять минут. Он перевыполнил это требование на пятьдесят процентов. Пора.

Он взял шляпу в руку и помахал ею три раза. Потом повторил сигнал.

На третий раз аэроплан как бы вздрогнул. Лопасти пропеллера начали движение, Нортон успешно возобновил работу мотора. Медленно, по спирали, он начал снижение. Приближаясь в земле, он спланировал, или, другими словами, аккуратно пришвартовался перед своим ангаром.

Толпа под нами разразилась бурными аплодисментами. Все взгляды были прикованы к Нортону и его биплану. Механики что-то делали с