однако всё ещё представляет смертельную опасность. Он превосходит стрихнин, синильную кислоту и другие широко известные яды. Я поздравляю вас и ваших родственников с тем, что вы избежали такой участи и, конечно же, буду уважать ваши пожелания относительно того, чтобы сохранить в тайне это покушение на вашу жизнь. Вы можете верить мне,

Искренне ваш,

С. У. Лесли

Вернув письмо, Кеннеди заметил:

– Я прекрасно понимаю, почему вы не хотите, чтобы в вашем деле фигурировала полиция. Это выходит за рамки обычных полицейских методов.

– И завтра они сбираются продемонстрировать свою силу, – простонал Дженнаро, опускаясь на стул перед нетронутыми блюдами.

– Вы говорите, что вышли из отеля? – спросил Кеннеди.

– Да. Моя жена настаивала на том, что мы будем под более надёжной охраной в резиденции ее отца-банкира. Но с попытки отравления мы даже там находимся в страхе. Так что я тайно приехал сюда, к Луиджи, моему старому другу Луиджи, который готовит для нас еду, через несколько минут сюда подъедет один из автомобилей Чезаре, и я повезу еду жене – не жалея ни средств, ни усилий. Её сердце разбито. Если что-нибудь случится с нашей маленькой Аделиной, это убьет ее, профессор Кеннеди. Ах, сэр, я не беден. Месячная зарплата в оперном театре, вот что они просят у меня. Я бы с радостью отдал десять тысяч долларов – если бы они потребовали, всю сумму, на которую заключён контракт с директором Шлеппенкуром. Но полиция! Всё, что им нужно – поймать преступников. Какая мне польза от этого, если они их поймают, а моя маленькая Аделина вернется ко мне в гробу? Англосаксам хорошо говорить о справедливости и о законе, но я, как вы нас называете, эмоциональный итальяшка. Я хочу вернуть свою маленькую дочь – любой ценой. Я заплачу вдвое больше за их поимку, чтобы они никого больше не могли шантажировать. Но сначала я хочу вернуть дочь.

– А что по поводу вашего тестя?

– Мой тесть, он достаточно долго прожил среди вас, чтобы стать таким же. Он боролся с ними. В своем банковском доме он установил табличку «Никаких денег за вымогательство». Но я говорю, что это глупо. Я знаю Америку не так хорошо, как он, но одно я знаю точно: полиция никогда не добивается успеха – выкуп выплачивается без их ведома, и очень часто это их заслуга. Я считаю, сначала заплачу, потом, клянусь праведной местью – я привлеку этих собак к ответственности, когда деньги будут у них. Только покажите мне, как, скажите, как это сделать.

– Прежде всего, – ответил Кеннеди, – я хочу, чтобы вы ответили на один вопрос, честно, безоговорочно, как другу. Я вам друг, поверьте мне. Есть ли у вас кто-то, знакомый, родственник вашей жены или тестя, кого вы подозреваете, может и безосновательно, в вымогательстве денег? Думаю, мне не стоит объяснять, что в большинстве дел с участием, так называемой, Черной Руки окружная прокуратура сталкивается именно с такой ситуацией.

– Нет, – тенор ответил без колебаний. – Это я знаю, и я думал об этом. Нет, не могу ни на кого подумать. Я знаю, что вы, американцы, часто говорите о Черной Руке как о мифе, придуманном газетным писателем. Возможно, такой организации нет. Но, профессор Кеннеди, для меня это не миф. Что если настоящая Чёрная Рука – это одна из банд преступников, которые решили использовать это удобное имя, чтобы вымогать деньги? Это не похоже на реальность? Моя дочь пропала!

– Вы правы, – согласился Кеннеди. – Вам противостоит не теория. Это серьёзный, холодный факт. Я это прекрасно понимаю. Какой адрес у этого Альбано?

Луиджи назвал номер на Малберри-стрит, Кеннеди его записал.

– Это игровой салон, – объяснил Луиджи. – Альбано – неаполитанец, проходимец, один из моих соотечественников, за которого мне очень стыдно, профессор Кеннеди.

– Как думаете, Альбано может быть как-то связан с письмом?

Луиджи пожал плечами.

Как раз в это время мы услышали, как снаружи подъехал большой лимузин. Луиджи поднял огромную корзину, стоявшую в углу комнаты и, вслед за синьором Дженнаро, поспешил вниз. Уходя, тенор двумя руками пожал наши руки.

– У меня есть идея, – сказал ему Крейг, как ни в чём не бывало. – Я постараюсь обдумать детали сегодня вечером. Где я смогу найти вас завтра?

– Приходите в оперу в полдень, или позже сможете найти меня в резиденции Чезаре. Доброй ночи, и огромнейшее спасибо вам, профессор Кеннеди, и вам, мистер Джеймсон. Я вам полностью доверяю, ровно как и Луиджи.

Мы сидели в маленькой столовой пока не услышали, как хлопнула дверь лимузина, и как с характерным дребезжанием переключения передачи отъехала машина.

– Ещё один вопрос, Луиджи, – обратился к нему Крейг, как только дверь открылась. – Я никогда не был в той части Малберри-стрит, где находится этот Альбано. Ты случайно не знаком с какими-нибудь владельцами магазинов поблизости?

– Мой кузен – владелец аптеки на углу улицы, ниже Альбано, на той же стороне.

– Замечательно! Как думаешь, он позволит мне воспользоваться аптекой на пару минут вечером в субботу – без риска для него самого, естественно?

– Думаю, я смогу это устроить.

– Очень хорошо. Тогда завтра, скажем, в девять утра, я зайду, и мы отправимся на встречу с ним. Доброй ночи, Луиджи, и спасибо, что вспомнил обо мне, когда речь зашла о таком деле. Я достаточно часто наслаждался пением Дженнаро на сцене оперы, чтобы отплатить ему своими услугами, и я буду только рад быть полезным всем честным итальянцам. Так и будет, если мне удастся осуществить план, который я задумал.

* * *

На следующий день незадолго до девяти мы с Кеннеди снова зашли в ресторан «У Луиджи». Кеннеди нёс с собой портфель, который он забрал из своей лаборатории прошлым вечером. Луиджи уже ждал нас, и мы, не теряя ни минуты, отправились на Малберри-стрит.

Извилистыми поворотами улиц в старой гринвичской деревне мы наконец-то вышли на Бликер-стрит и пошли на восток среди бурного потока рас нижнего Нью-Йорка. Мы еще не вышли на Малберри-стрит, когда наше внимание привлекла большая толпа на одном из оживленных уголков, сдерживаемая кордоном полиции, который пытался заставить людей разойтись с таким в высшей степени добрым видом, с каким шестифутовый ирландский полицейский направляется к пятифутовым грузчикам из южной и восточной Европы, которые заполонили Нью-Йорк.

Наконец, когда мы влились в толпу, увидели здание, весь фасад которого был буквально сорван и разнесен на куски. Толстые оконные стёкла россыпью зеленоватых осколков лежали на тротуаре, окна на верхних этажах и в нескольких домах по обеим сторонам вниз по улице также были