Макс как будто увидел ее впервые, красота Евы потрясла его. На миг он забыл, что происходит и зачем он здесь. Оказывается, новая неделя разлуки завела его еще дальше в его чувствах. Теперь он просто изнывал от своего оглушающего влечения к этой прелестной девушке.

Которой он совсем не нужен.

Минуту они стояли рядом и смотрели друг на друга. Все вокруг дышало ночной прохладой, блестящие капли срывались и летели вниз с подъездного козырька, ступени крыльца блестели.

Больше всего на свете — до одури! — Максу хотелось прижать девушку к себе и жадно зацеловать пухлые губы без следа губной помады. Он не обнял Еву, но явственно ощутил, какая она тонкая и хрупкая под трикотажем толстовки, и от этого чуть не завыл. Как же хочется смять ее в объятьях!

Но если он сейчас на нее набросится, она выставит шипы. Ева и так смотрела на него настороженно и недовольно. Макс боялся все испортить. Он уже понял, что девушка без него запросто обойдется, он ей не нужен. А вот он скоро по стенам начнет бегать, потому что без нее жизнь стала ужасной. Он страдал так, словно жестокий палач щипцами дробил ему суставы и вытягивал жилы. Эта пытка была невыносимой.

— Привет еще раз!

— Добрый вечер, Максим.

— Какая же ты маленькая! Без этих твоих… каблуков… совсем крошка! Скорее в машину, промокнешь, — приказал Шведов.

Он распахнул дверь и подождал, пока драгоценная добыча устроится на пассажирском сиденье. За командным тоном прятал неуверенность и страх. Разговор предстоял серьезный. Максу с таким трудом удалось выманить Еву из квартиры, что он до сих пор не верил в удачу.

Это их первая встреча за прошедшую неделю. В прошлую среду они расстались тут же, у подъезда, когда вернулись из загородной резиденции Богданова, оба потрясенные тем, что произошло. Тогда Ева очень быстро ускользнула от него. И сейчас девушка тоже может в любой момент рассердиться и убежать.

Подумав мгновение, Макс собственноручно пристегнул ремень безопасности, поправил его на Еве и аккуратно захлопнул дверь.

— Посидим в пиццерии? — Мотор завибрировал, автомобиль тронулся с места. Макс кивнул в направлении того самого заведения, где Ева с подругой часто заказывали еду на дом. — Сейчас проезжал мимо, там пусто, тихо. Спокойно пообщаемся.

Ева одарила его взглядом из разряда «О чем нам с тобой вообще говорить?», однако возражать не стала.

Белый внедорожник плавно выехал со двора на вечернюю улицу. Мокрый асфальт, соседние машины, темная листва деревьев — все сверкало в капельках дождя. Горели фонари, таинственно и сумрачно. В салоне Лексуса было особенно уютно из-за непогоды.

В пиццерии, сделав заказ, они некоторое время сидели молча, рассматривая друг друга, будто после многолетней разлуки. У Макса перед глазами мелькали красочным калейдоскопом моменты их близости. Сколько раз благодаря этой женщине он побывал на пике возбуждения и страсти, сколько ослепительных мгновений они пережили вместе!

— Ева, прости меня, я очень виноват перед тобой, — наконец сказал Макс.

На лице Евы промелькнуло замешательство, которое переросло в удивление. Теперь она смотрела на собеседника во все глаза, ей, очевидно, было трудно поверить в то, что она слышит.

— Хочу попросить прощения… Я был ужасно грубым… Унижал тебя, обращался, как с куклой. Не думал о твоих чувствах, пренебрегал тобой. Но теперь… Ева… Я все понял и… очень… раскаиваюсь!

Макс с трудом произносил слова, буквально выдавливал их из себя, одно за другим. Его голос звучал глухо. Извиняться перед девушкой — как непривычно! После развода отношения с женщинами он строил так, чтобы никто никому не был должен. Да и отношений, в принципе, у него не было, только мимолетные сексуальные связи.

Возможно, Ева стала единственной девушкой, которая невольно смогла добиться его извинений. Она не требовала, не вынуждала, но уже второй раз Макс просил у нее прощения. Впервые это произошло в августе, когда блондинка сбежала от него после стычки в ресторане. Тогда Шведову удалось добиться прощения, Ева вернулась. Но в тот момент над ней висел долг в десять миллионов. А сейчас она может запросто рассмеяться ему в лицо и послать подальше.

Да, сейчас она ему откажет — непреклонно и с королевской вежливостью.

Макс чувствовал себя потерянным и измученным. Он искренне раскаивался. Ева смотрела на него с крайним изумлением. Она не убрала руку, когда он дотянулся через стол и коснулся ее тонких пальцев. Но девушка вообще не шевелилась, она замерла и будто не могла прийти в себя. В голубых глазах застыл немой вопрос.

Официант в черном фартуке принес и поставил на стол горячую пиццу, которая источала соблазнительный аромат, но они на нее даже не взглянули. Через несколько минут на столе появился чайник и чашки — тоже не заметили.

— Ева, ты сможешь меня простить? — с тоской в голосе спросил Макс.

Девушка не подавала никакого намека на то, что его усилия могут увенчаться успехом, и он уже был близок к отчаянью. Неужели он навсегда потерял Еву?

— Ева, вернись ко мне. Так хорошо было, когда мы жили вместе!

— Максим… — вздохнула Ева. — Тебе, возможно, было хорошо. А вот мне…

— Я вел себя, как последняя скотина, — пробормотал мужчина. — Но я все понял и сделал выводы… Я исправлюсь! Ты только вернись!

— Не понимаю тебя… Все это уже в прошлом, зачем вспоминать? Я стараюсь забыть о том, что случилось летом.

— Скажи, у меня есть хотя бы ничтожный шанс?

— Максим… Я не знаю!

Некоторое время они сидели молча, разглядывая живописную пиццу, на которой золотился расплавленный сыр. Потом Ева будто опомнилась:

— Еще раз спасибо за розы! Букет волшебный…

— Не стоит благодарности, — угрюмо произнес Макс. Брови сдвинулись к переносице, в глазах застыло отчаяние.

— А какие картины ты повесил?

— Что?

О чем она говорит? Это попытка поддержать светскую беседу, чтобы отказ не прозвучал слишком резко?

— Спрашиваю, какие картины ты повесил и куда? — слабо улыбнулась Ева. — В записке об этом было.

— А-а, ты про картины… Одну, где синим намалевано, в гостиную пристроил. А белую с разводами — в прихожую. Ну, то есть, в холл.

— Молодец, Максим, — учительским тоном похвалила Ева. — Я бы сама туда их и повесила. Не ожидала, кстати! Думала, задвинешь картины куда-нибудь на антресоли и забудешь.

— Ты их выбирала… И они тебя чем-то привлекли. У тебя глаза горели, когда ты на них смотрела, — грустно заметил Макс. — Видишь, ты на меня повлияла. Возможно, со временем я стану известным коллекционером! Остались еще две картины. Надеюсь, ты подскажешь, куда их повесить. Или кому подарить. С Аристархом все получилось чудесно, помнишь?

Легкая улыбка вновь тронула губы Евы. По крайней мере, девушка перестала хмуриться. Макс тоже немного оживился: