— Пошла. Вон.

Она распахнула дверь. Голова закружилась. Накатила тошнота.

Джульетта уставилась на Джона, словно ожидая, что он запрыгнет на своего белого коня и помчится ей на выручку, но Джон таращился в стену, опустив плечи.

Лили перевела сердитый взгляд на Джульетту, на ее оранжевое лицо и арбузные сиськи, на фальшивое беспокойство, обозначенное морщинками между бровями-ниточками. Перед глазами мелькнула картина, как она протыкает сиськи Джульетты кухонными ножницами, и Лили тряхнула головой, сердито глядя на нее.

— Ты глухая? Я сказала: пошла вон из моего дома!

Но та продолжала копаться в сумочке, как будто ее место здесь. Лили отошла от двери и потянулась к руке Джульетты.

— Хорошо. Если ты не уйдешь, я сама тебя заставлю.

Джон бросился между ними, подняв руки.

— Подожди, Лил, подожди. Выслушай меня.

Она рассмеялась, покачала головой и ткнула пальцем ему в грудь.

— Выслушать что? Как вы двое шпилились за моей спиной? Как ты трахал другую? Как ты…

— Прекрати! — громыхнул Джон. Его лицо покраснело, исказилось, грудь быстро вздымалась и опускалась.

Лили зыркнула на него, прикусила губу и тихим дрожащим голосом сказала:

— Вон. Оба.

Она развернулась и пошла прочь, не зная куда, зная только, что ей необходимо оказаться подальше от них.

— Лил, подожди. Пожалуйста. Джульетта мой психотерапевт, — сказал Джон, выходя следом за ней в коридор.

Лили фыркнула через плечо:

— Хорошая попытка, Джон. Попробуй еще раз.

— Это правда, — сказала Джульетта, бросившись вперед с вытянутой рукой с красным телефоном. — Я консультирую твоего мужа уже несколько месяцев.

— Что?

Лили перевела взгляд с Джульетты на Джона. Тот не смотрел ей в глаза, но кивнул.

В груди роились облегчение и страх. Лили посмотрела на Джульетту:

— Почему?

Джульетта сунула телефон Лили в руку.

— Он может рассказать тебе потом. Сначала тебе надо увидеть это.

Лили взяла телефон и уставилась на адрес. Имя сверху гласило «Сара Миллс». Она посмотрела на Джульетту.

— Ты с ней дружишь?

— Не совсем. Она заглядывала несколько раз, чтобы помочь Тайлеру с чтением. У него дислексия. В последний ее приезд я хотела подарить ей благодарственную открытку и подарок, но забыла, поэтому села в машину и попыталась догнать — она была на своем велосипеде. Я сигналила, чтобы она остановилась, но она не слышала, так что я проехала до ее дома на Берч-клоуз, выскочила из машины и отдала ей подарок и открытку. Вот откуда у меня ее адрес.

— У тебя есть ее телефон? — спросила Лили.

— Нет. Мы разговаривали только у школы. Все был организовано там. Я спрашивала у нее номер телефона, но она сказала, что потеряла его и собирается покупать новый.

— Звони в полицию. Сейчас же, — сказал Джон.

Лили сунула руку в карман, схватила визитку, которую дала ей Филдинг, и набрала номер. Линия была занята. Она оставила сообщение.

— Блин, — сказала она, глядя на Джона. — Занято.

— Звони еще.

Она позвонила. Линия все еще была занята.

— Звони девять-девять-девять, — посоветовала Джульетта.

— Нет времени!

Лили развернулась и выбежала из дома.

Джон побежал за ней. Он даже не надел кроссовки. Сел на пассажирское место и захлопнул дверь, посмотрел на нее и накрыл ее руку своей.

— Я буду звонить. Ты веди.

Они оставили Джульетту Пикеринг возле своего дома под палящим солнцем. Лили бросила на женщину последний взгляд.

Джульетта не враг. Она ее спасительница.

21 год

июнь 2002 года

Несмотря на задернутые шторы, спальня напоминала печку, белые стены источали жар, словно открытый огонь. Любовь лежала на кровати на спине поверх красного полотенца, вжимаясь щекой в плечо от разрывающей боли. Болела каждая клеточка. Она никогда не испытывала такой боли.

— Твоя мать все еще дуется, — мрачно сказал Спаситель, вытирая потный лоб Любови.

— Она сказала, что придет. Где она?

Надежда забралась коленями на кровать, отчего матрас прогнулся примерно на фут. Она промокнула лицо Любови холодной губкой.

— Усердие пошел за ней. Не переживай, дорогая. Он ее найдет.

Очередная схватка прострелила спину и переместилась в бок. Любовь продышалась, потом взглянула на Надежду.

— Поверить не могу, что ты проходила через это пять раз.

Надежда понимающе улыбнулась:

— У тебя уже полное раскрытие. Осталось чуть-чуть. Мои роды не были такими быстрыми. Тебе повезло.

Повезло? Любовь стиснула зубы, больше от слов Надежды, чем от следующей схватки. Она не чувствует, что ей повезло. Мамы нет рядом, и ее разрывает на куски. Уже три часа. Столько длятся схватки. Три чертовых часа. И мама не пришла проведать ее, ни разу. Смирение не придет — они нынче почти не разговаривают, и Надежда старается изо всех сил, но ей нужна Милость. Она не могла объяснить почему, просто нужна. Ей нужна мама рядом. Нужно услышать от мамы, что она не умрет, потому что именно это вселяет в нее дикий ужас — всепоглощающая мысль, что она умрет, давая жизнь своему первому ребенку.

Она не может умереть. Не умрет. Если она умрет сейчас, все будет зря.

Отчаянно стремясь сосредоточиться на чем-нибудь другом, кроме боли, Любовь подумала о новой дающей. Еще одна маленькая девочка, на этот раз из Сомерсета. Она надеялась, что это дитя примет новую жизнь.

Тело содрогнулось от боли. Любовь ткнулась головой в плечо и застонала.

Спаситель встал.

— Это невыносимо. Пойду поищу Милость. Если придется тащить ее сюда за волосы, я это сделаю. Она будет здесь во время рождения своего первого внука, даже если это будет стоить мне жизни. И Смирение. Она тоже должна быть здесь.

Любовь посмотрела на спящего у нее на руках ребенка. Они со Спасителем уже решили назвать его Строгость. Личико младенца было опухшим и страшненьким, но он станет ценным вкладом в общину.

Сейчас его крошечное тельце было завернуто в бирюзовое одеялко, которое связала мама. Одеяло пахло Милостью, розмариновым мылом и слабостью.

Она подняла глаза. Мама висела на яблоне. Облака разошлись, и солнце осветило ее, как елочную игрушку. Казалось, что она сияет. Ее кожа и волосы блестели, как начищенный бокал, но мама не была чистой. Она была воплощением нечистоты. Грязная тряпичная кукла, привязанная к ветке за шею, с разомкнутыми губами и засохшей слюной.