Любовь сделала еще глоток мятного чая и скривилась. Напиток перестоял и стал горьким. Она поставила чашку на землю и оттолкнувшись качнула кресло-качалку.

Несмотря на сильный ветер, ее охватила дремота. Сознание зависло на границе сна, и мысли обратились к последнему десятилетию. На губах появилась улыбка. За годы предубеждение против питья крови ослабло, как и надеялся Спаситель. Только старшие члены совета — она сама, Спаситель, Благородство, Надежда и Усердие — забирали кровь у дающих и напрямую контактировали с ними в их первые годы под крышей дома, а общине каждую неделю выдавалась обогащенная кровью вода. Некоторые члены чувствовали себя неуютно, когда речь заходила о дающем, так что большинство избегали разговоров и пили свою очищенную воду, будучи благодарными не только за ее особые свойства, но и за то, что могут изображать неведение относительно ее источника.

В силу этого «Вечная жизнь» была самым чистым, самым счастливым местом на земле. Ферма предоставляла дом, в котором могли найти приют все нуждающиеся, давала семью одиноким и воспитывала атмосферу любви. Семьи продолжали прибывать, весть об общине распространялась естественным путем. Любовь гордилась тем, что играет такую важнейшую роль в ее развитии и сохранении. Действительно, во многом благодаря ее стараниям царил такой порядок и праведность. Благодаря ее и Спасителя бесконечной преданности конечной цели «Вечной жизни», каждый член чувствовал себя любимым и ценимым. Каждый мужчина, женщина и ребенок знали, что их жизнь будет долгой, плодотворной и гармоничной, а что может быть лучше?

Единственной занозой оставалась сестра. Смирение была колючей, как ежик, демон, высасывающий жизнь и душу из каждого, на кого она посмотрит.

Спаситель прошел мимо Безмятежности, взъерошил ей волосы, запрыгнул на крыльцо, поднял дробовик и улыбнулся. Несколько секунд Любовь думала, как хорошо он выглядит для своего возраста. Несмотря на пятьдесят лет, его кожа оставалась почти полностью без морщин, волосы почти не тронуты сединой. Чистая кровь творила чудеса. Ее преимущества говорили сами за себя. Люди редко болели и, хотя работали долго и тяжело, каждое утро просыпались со свежими лицами, переполненные энергией для нового дня. Даже самые старые члены «Вечной жизни» могли сидеть на корточках, как африканские дикари, и работать двенадцать часов в день почти без перерыва. Жизнь здесь была поистине исключительной.

Спаситель поцеловал ее в висок. Было время, когда такое прикосновение поставило бы ее на колени, но она больше не испытывала к нему физического влечения, и он спал только с другими женщинами общины. Их отношения превратились больше в дружбу, чем ухаживание, что ее устраивало. У нее не было ни времени, ни тяги к плотским утехам.

Спаситель закинул дробовик на плечо.

— Усердие и Смирение вернутся с новым дающим с минуты на минуту.

— Замечательно… что? Смирение поехала?

— Я думал, ты знаешь.

— С чего ты взял? С чего ты взял, что я давала ей разрешение поехать?

— Усердие сказал мне, что ты разрешила.

— Усердие? Зачем ему врать?

Она быстро думала. Пару недель назад она видела болтающих Усердие и Смирение и подумала, что это странно, но тогда отмахнулась от этой мысли, решив, что Смирение, должно быть, просила купить товары личной гигиены во время его еженедельной поездки в город. Но, очевидно, это было чем-то бо́льшим. Любовь распахнула глаза. Они спят вместе. Должно быть это. Смирение пролезла в сердце — и штаны — Усердия, а затем перевернула его мнение. Убедила его верить ей. Мысль была отвратительной; Смирение оказалась более отчаянной и безумной, чем думала Любовь.

— Не знаю, — сказал Спаситель, почесывая бороду, — но я уверен, что все будет хорошо. Она не лезет на рожон, пытается загладить вину.

— Ты ошибаешься. Ей тут не нравится. Она ненавидит нас. Ненавидит все, чем мы живем. Она выливает свою очищенную воду в раковину. Я видела.

Спаситель натянуто рассмеялся:

— Ты преувеличиваешь, милая.

Он протянул руку, чтобы успокоить ее, но Любовь отшатнулась.

— Прекрати. Может статься, ты всех нас уничтожил!

Она ненавидела терять контроль вот так, но страх лишил ее самообладания.

— Я? Что я сделал?

— Надо убраться. Быстро. На всякий случай, — сказала она, бросаясь в дом.

Спаситель отстал на пару шагов. Любовь бегом поднялась по лестнице в спальню дающего. Открыв шкаф, она выхватила жестяную банку, в которой лежали шприцы, антисептик, вата и пластырь.

— Избавься от этого — сожги.

— Что?

— Быстро избавься от них!

— Ты серьезно?

— Похоже, что я шучу?

Любови казалось, что у нее тахикардия.

В дверях показалась Безмятежность.

— Что случилось?

Спаситель взял банку и выбежал из комнаты.

— Смирение. Она наконец сорвалась.

— Она сбежала?

Любовь мрачно кивнула. В отличие от приемного отца Безмятежность сразу же поняла серьезность ситуации.

— Беги изо всех сил в лес к колодцу, который я тебе показала.

— А вы с отцом?

— Мы следом. Жди нас там. О, и захвати косу, просто на всякий случай.

Безмятежность кивнула и вышла.

Любовь выдохнула через нос и постаралась успокоиться. Она обдумывала этот момент, но никогда не верила, что он настанет. В следующую секунду воздух разорвали сирены.

Она надела туфли, сбежала вниз по лестнице и заглянула в гостиную, с облегчением увидев, что содержимое жестяной банки охвачено пламенем; сверху валялись сгоревшие спички. Спасителя нигде не было. Но он знает план. Он встретит их у колодца, и вместе они отправятся в безопасное место.

Она выбежала из задней двери и выглянула из-за угла дома. У входа в общину стояли два полицейских, за ними полицейская машина. Один из полицейских за локоть поддерживал Смирение. Сестра подняла свободную руку и показала на дом.

Любовь содрогнулась всем телом; Спаситель подошел к забору, открыл ворота, впустил их. Заговорил с ними. Этого не было в плане. Он сошел с ума? Но Любовь знала своего мужа и ход его мыслей: он сжег шприцы, так что все будет хорошо. Но как бы не так. Ведь Смирение все растрепала, а улики еще горят. Иногда Спаситель слишком эгоистичный на свою на беду. Он обаятельный человек, но он не сможет убедить двух полицейских, что Смирение врет. Особенно если она уже рассказала им про дающего, которого должен сегодня забрать Усердие. А где он сам? Уже задержан? Станет он говорить? Она не удивилась бы: Усердие пойдет на все, чтобы спасти свою шкуру.

Во дворе фермы начали собираться люди, сбиваясь в кучу, словно овцы. Надежда схватила Доверие и оттащила его от толпы. Она наклонилась, чтобы их глаза оказались на одном уровне, и быстро заговорила. Любовь представляла, что она говорит. Если Доверие заикнется о своей жизни до общины, им конец. Но он хороший мальчик, и он полностью адаптировался. Любовь уверена, что он будет держать рот на замке.