– Послушайте, это не касается моей организации, – заметила директор. – Дело в том, что вашу подругу отвезли на кладбище. Вероятно, ее уже захоронили.

– Что… Что вы сейчас сказали? – Налан медленно поднялась на ноги, словно только что очнулась от сна. – Почему нас не предупредили?

– По закону у вас нет права…

– По закону? А по-человечески? Если бы мы знали, мы бы поехали с ней. И куда же вы отвезли ее, идиоты несчастные?!

Директор поморщилась, ее глаза на секунду расширились.

– Во-первых, вы не имеете права разговаривать со мной в таком тоне. А во-вторых, я не уполномочена сообщать…

– Тогда пойдите приведите того, кто уполномочен, черт возьми!

– Со мной не следует разговаривать в таком тоне! – возмутилась директор, и ее подбородок задрожал. – Боюсь, мне придется попросить охрану вывести вас за пределы территории больницы.

– Боюсь, мне придется треснуть вас по физиономии, – отозвалась Налан, но друзья схватили ее за руки и оттащили в сторону.

– Мы должны сохранять спокойствие, – прошептала Джамиля, впрочем было неясно, услышала ли Налан это предупреждение.

Директор отдела медицинского обслуживания пациентов резко развернулась и собралась уже двинуться прочь, но потом остановилась и бросила на них косой хмурый взгляд:

– Для таких людей существуют специальные кладбища. Меня удивляет, что вы этого не знали.

– Сучка, – тихо пробормотала Налан.

Ее низкий хриплый голос был все равно слышен; разумеется, она и хотела, чтобы эта женщина знала, что они о ней думают.

Спустя несколько минут охранники выпроводили друзей Лейлы с территории больницы. На мостовой собралась толпа зевак с удивленными улыбками на лицах – они безотрывно наблюдали за происходящим, что в очередной раз доказывало: Стамбул был и навсегда останется городом спонтанных представлений и всегда готовых к ним заинтересованных зрителей. Однако никто не обратил внимания на старика, который шел за этой группой, отставая на пару метров.

После того как неуправляемая пятерка была спроважена охранниками до какого-то угла вдали от больницы, Камил Эффенди приблизился к ним:

– Прошу прощения, что вмешиваюсь. Но можно мне поговорить с вами?

Один за другим друзья Лейлы обернулись и пристально посмотрели на старика.

– Что ты хочешь, амджа? – спросила Зейнаб-122.

Тон у нее был подозрительный, но не враждебный. За очками в черепаховой оправе глаза у нее покраснели и опухли.

– Я работаю в больнице, – подавшись вперед, сказал старик. – Я видел, что вы ждали… и соболезную вашей потере.

Друзья Лейлы на мгновение замерли, ведь они не ожидали, что незнакомец отнесется к ним с сочувствием.

– Скажите, а вы видели тело? – спросила Зейнаб-122 и чуть более тихим голосом добавила: – Вы думаете… она сильно страдала?

– Да, я видел ее. Полагаю, это была быстрая смерть. – Камил Эффенди кивнул, стараясь убедить не только других, но и самого себя. – Я занимался ее отправкой на кладбище. Это там, в Килиосе. Я не уверен, что вы слышали о нем, его знают не многие. Его называют Кимсэсизлер-Мезарлыи. По мне, не очень-то хорошее название. Там нет надгробий, только деревянные таблички с номерами. Но я могу сказать вам, где она похоронена. Вы имеете право знать.

Сказав так, старик вынул кусок бумаги и ручку. Тыльные стороны его ладоней покрывали выпуклые вены и старческие пятна. Он быстро нацарапал номер своим неаккуратным почерком.

– Вот, держите. Идите навестите могилу своей подруги. Посадите красивые цветы. Помолитесь за ее душу. Я слышал, она из Вана. Оттуда же моя покойная жена. Она умерла во время землетрясения в семьдесят шестом. Мы несколько дней копались в обломках, но так и не смогли найти ее. Спустя два месяца бульдозеры сровняли всю местность. Люди постоянно говорили мне: «Не печалься, Камил Эффенди. Какая разница, в конце концов? Она похоронена, однажды все мы окажемся рядом с ней, на два метра под землей». Наверное, они не имели в виду ничего плохого, но, видит Бог, я ненавидел их за эти слова. Похороны для живых, это верно. Организовать приличные похороны очень важно. Иначе внутри так и будет болеть, как думаете? Ладно, не обращайте внимания, я просто болтаю… Хотел сказать вам, что знаю, каково это – не попрощаться с близким человеком.

– Наверное, вам было очень тяжело, – выдавила Голливуд Хюмейра. Обычно ужасно болтливая, казалось, она потеряла дар речи.

– Горе как ласточка, – продолжал старик. – Однажды ты просыпаешься и думаешь, что оно прошло, но оно просто улетело в теплые края погреть свои перышки. Рано или поздно оно вернется и снова усядется у тебя на сердце, словно на карнизе.

Старик пожал руку всем друзьям Лейлы – одному за другим – и пожелал им удачи. Они смотрели, как он ковылял прочь, пока, войдя в огромные ворота, не скрылся за углом больничного здания. И только после этого Ностальгия Налан, широкоплечая и ширококостная женщина ростом шесть футов два дюйма, села на край тротуара, прижала колени к груди и зарыдала, словно ребенок, брошенный на чужой земле.

Все молчали.

Через некоторое время Хюмейра положила руку на поясницу Налан:

– Пойдем, моя дорогая. Пойдем отсюда. Нам нужно разобрать Лейлины вещи. Мы должны покормить Мистера Чаплина. Лейла ужасно расстроилась бы, если бы мы не позаботились о ее коте. Бедняжка, он, наверное, ужасно голодный.

Прикусив губу, Налан быстро вытерла глаза тыльной стороной ладони. Она встала, возвышаясь над всеми, несмотря на слабость в нетвердых ногах. В ее висках пульсировала тупая боль. Она жестом попросила друзей идти дальше без нее.

– Ты уверена? – с тревогой посмотрела на нее Зейнаб-122.

– Конечно, милая, – кивнула Налан. – Я догоню вас чуть позже.

Они послушались – как обычно.

Оставшись в одиночестве, Налан зажгла сигарету, о которой мечтала чуть ли не с полудня, но отказывала себе из-за астмы Хюмейры, сделала длинную затяжку и подержала ее в своих легких, а затем выдохнула спиральку дыма. «Вы не родственники», – сказала та руководительница. Что она о них знала? Да ничего, черт возьми! Она вообще не знала ни Лейлу, ни их всех.

Ностальгия Налан считала, что в этом мире встречаются родственники двух типов: родные по крови – и друзья, некровные родные. Если кровные родственники оказываются хорошими и заботливыми, можешь считать себя счастливцем и наслаждаться этим, а если нет, у тебя все равно есть надежда – все может наладиться, стоит лишь покинуть свой дом, отвратительный дом.

Некровная родня появляется в более позднем возрасте и по большей части – по твоей собственной инициативе. Да, сложно заменить любящую, счастливую семью, своих родственников, но, если таковых не имеется, некровная родня поможет смыть боль, что черной сажей застревает внутри. А потому друзьям можно отвести особое место в своем сердце, куда большее, чем всем своим кровным родственникам, вместе взятым. Однако тем, кто никогда не ощущал презрения собственных родственников, не понять этой правды. Они никогда не узнают, что в некоторых случаях седьмая вода куда гуще того самого киселя.