— Ну да, конечно. Вы слишком молоды, чтобы понимать ситуацию в мире, и слишком сосредоточены на себе, чтобы интересоваться чем-либо, непосредственно вас не касающимся. Но поверьте, это возымеет тяжелые последствия для вас, и для вашей семьи, и для вашей страны. Будет война. Это совершенно ясно. И если Габриель продаст Армант немцам, мой отец тоже продаст свои владения. Пашу обмануть так же легко, как пилигрима в Мекке.

— Ваш отец продаст старинное родовое имение?

— Он не хочет быть соседом немчуры, — объяснил Бадр.

Юноша начал расхаживать по комнате, и его серьезность и волнение напугали Рене. Она, конечно, слышала, как граф и его друзья, а равно и прислуга тихо и мрачно обсуждали грядущую войну, однако при всех разговорах на улицах Парижа и в газетах все это казалось очень далеким от ее будничных занятий — уроков, загородных уик-эндов, тенниса и романтических интриг.

— Что я тут могу поделать? — беспомощно спросила Рене. — Я не могу предотвратить войну.

Бадр рассмеялся.

— Нет, дорогой Нарцисс, даже вы не можете. Но, пожалуй, вы можете отговорить Габриеля от продажи плантаций. Он не в своем уме. Только вы можете его образумить. Вы понимаете, что я вам говорю? Немцы в Саиде… этого никак нельзя допустить.

— Где сейчас Габриель?

— Благодаря Аделаиде здесь.

— Здесь? В Париже? Но я видела ее несколько дней назад, она словом об этом не обмолвилась.

— Он в частной клинике под надзором врача, лечится от опиумной зависимости.

— Что ж, это его собственная ошибка. Так ему и надо. Он вышвырнул меня, и я к нему не побегу. Мне плевать на него.

Тут в салон вошла мисс Хейз, в халате и домашних туфлях.

— Доброе утро, князь, — сказала она, заняв как бы защищающую позицию рядом с Рене. Она не забыла неприятности, какие навлек на нее этот молодой человек, и явно не имела намерения снова оставить их вдвоем.

— Здравствуйте, мисс Хейз. — Князь Бадр слегка поклонился.

И опять обернулся к Рене: — Подумайте об этом, мадемуазель Рене. Я прошу об одном: не закрывайте перед ним дверь, когда он придет к вам. А он собирается. Это крайне важно для всех нас. Вы должны повлиять на него… А теперь мне пора. До свидания. — Устало глянув на гувернантку, он быстро поцеловал Рене в обе щеки. — Я по-прежнему люблю вас, — шепнул он ей на ухо. Потом повернулся, кивнул мисс Хейз и быстро вышел из салона.

— Я, разумеется, обязана сообщить вашему дяде о визите молодого паши, — сурово произнесла мисс Хейз.

— Почему вы не сказали мне, что Габриель в Париже? Почему вы никогда ничего мне не говорите? Почему я должна узнавать обо всем от других?

— Потому что таковы мои инструкции. Как вы знаете, ваш дядя был нездоров и опасался, что проблемы со здоровьем не позволят ему навестить нас. А потому решил, что лучше вам пока не знать о его возвращении.

— Вы не сказали мне и о том, что его «проблемы со здоровьем» связаны с привыканием к опиуму. Почему вы обращаетесь со мной как с ребенком, мисс Хейз?

— Вы и есть ребенок.

— Нет, когда я в постели Габриеля. Только тогда я женщина.

Мисс Хейз покраснела.

— Что вы такое говорите, мадемуазель!

6

Настал уик-энд турнира дебютантов, и Рене с мисс Хейз, как обычно, в пятницу после обеда выехали поездом за город. Погода была дождливая и ветреная, и вечером семья собралась в салоне у камина.

— Если дождь в скором времени не кончится, — уныло сказала тетя Изольда, — корты размокнут, и играть завтра будет невозможно.

Рене смотрела в огонь, турнир ее более не интересовал.

— Погода и огонь напоминают мне Ла-Борн, — задумчиво обронила она.

— Никогда не понимала, зачем твои родители его продали, — пробормотала тетя.

— Затем, что господину виконту не нравилось это имение, — быстро ответила мисс Хейз. Истинная причина — денежные сложности графа — обсуждению, разумеется, не подлежала, тем паче в кругу родственников.

— Ах, ну да, виконт, — сказала тетя Изольда. — Капризный деспот! Сперва просит меня найти ей хорошую партию! А всего несколько дней назад от него приходит телеграмма, где он пишет, что Рене слишком молода для замужества и мне больше не следует знакомить ее с молодыми людьми. Отец Оливье, господин Мусси, весьма раздосадован всем этим делом, особенно потому, что он в конце концов скрепя сердце разрешил сыну ухаживать за вами. После того как юноша отверг ради вас мою бедняжку Жозефину. — Тетя Изольда сердито посмотрела на Рене. — Скажи мне правду, дорогая, нам всем до смерти интересно: правда ли, что Габриель влюблен в тебя?

Рене вспыхнула.

— Влюблен в меня? Смешно. Зачем бы мне отрицать это перед всеми вами?

— Леди Уинтерботтом говорила, он целовал тебя в губы на улицах Каира, — резко бросила тетя Изольда.

— Леди Уинтерботтом что-то путает, — поспешила вмешаться мисс Хейз. — Я все время была с ними и ничего подобного не наблюдала.

Изольда обратилась к Амели:

— Кстати, где Оливье? Поскольку он вновь доступен как жених, я просила его поиграть в домино с твоей сестрой. Может быть, он снова станет за ней ухаживать.

— Он уехал домой, — ответила Амели, явно наслаждавшаяся адресованными Рене вопросами матери. — Сказал, что голова разболелась.

— Больше похоже на разбитое сердце, — заметила тетя Изольда.

— С вашего позволения, тетя, я бы легла спать, — сказала Рене. — Я устала.

Некоторое время тетя пристально изучала Рене, потом ответила:

— Разумеется, дорогая. Если дождь кончится, завтра тебе нужно быть отдохнувшей. Играешь ты весьма посредственно, но вместе с Оливье все-таки, пожалуй, выиграешь турнир. Партнерам остальных дебютанток до него далеко.

Рене еще в детстве узнала, что среди женщин обыкновенная зависть, ревность и соперничество нередко оборачивались лютой ненавистью. И прекрасно понимала, что все женщины в семье ненавидят ее — не только собственная мать, но и тетя, и кузины. Не говоря уже о леди Уинтерботтом, о Софи, а равно и о других дебютантках завтрашнего турнира. Они завидовали ей, и ревновали, и ненавидели ее, поскольку Габриель и Оливье, да и вообще все мужчины находили ее очаровательной. Только вот ее это нимало не трогало. На самом деле она наслаждалась ощущением силы, какую черпала в их ненависти.

По дороге к себе в комнату Рене свернула за угол коридора на втором этаже и едва не налетела на Оливье, который как будто бы поджидал ее. И теперь прижал к стене.

— Я люблю вас! — с отчаянием проговорил он.

— Пустите меня. — Кричать она не рискнула. — Я думала, вы ушли домой с головной болью.

— Вы