– А-а, понимаю, о чем ты. На первых порах, когда я только начинал, помню, я все время разговаривал с Ласточкой, и часто кричал на нее, и даже ругался, особенно когда она артачилась. Да, может, ты и дело говоришь. В ней многое от меня. Моя кровь, и ведра пота, и много, много слез. Я кончик пальца в ней потерял, и почти все ногти из-за нее намертво посинели, и по всему выходит, что в Ласточке действительно есть часть меня.

Он как будто смутился от своих слов, так что Мокриц поспешил поддержать его:

– Ты прав, Дик. Это как раз тот случай, когда надо отставить вопросы, как и почему, и просто помнить, что оно работает – что бы это ни было, – но может и сломаться, если кто-то начнет умничать и докапываться до сути происходящего. Порой бывают ситуации, где счетной линейкой не управиться. И я бы на твоем месте сегодня хорошенько смазал Ласточку и начистил ее до блеска, пусть она видит своих почитателей и чувствует их почтение. Они жаждут чего-то, чего – мне неизвестно. Снимай сливки – и не порть дела чрезмерными сомнениями и беспокойствами. И я обещаю тебе, что ни словом не обмолвлюсь об этом разговоре…

А потом он приободрился и воскликнул:

– Не вешай нос, Дик, жизнь хороша! Помогли тебе твои логарифмы познакомиться с мисс Эмили?

Дик густо покраснел.

– Ага, мы с ней поболтали немного, про Железную Ласточку в основном, и ее мама пригласила меня к ним завтра на чай.

– В таком случае рекомендую обзавестись новой рубашкой, которая не будет заляпана маслом, почистить ботинки, ногти и… все остальное. И теперь, когда ты гребешь деньги лопатой, ты просто обязан купить модный костюм. Могу подсказать пару мест, где ты получишь то, что нужно. – Мокриц принюхался и добавил: – И прими заодно ванну. Ради Эмили.

Дик покраснел пуще прежнего и усмехнулся:

– Это ты прав, господин Липвиг. Эх, жалко, я не такой галантерейный, как ты.

– Все просто, Дик. Просто будь собой. Этого у тебя никто не отнимет.

А когда Мокриц покинул кабинет, чтобы еще раз самому взглянуть на место вчерашнего происшествия, он столкнулся с Гарри Королем, одетым с иголочки и взвинченным до предела.

На Гарри красовался галстук-бабочка.

– Ненавижу эти штуки, ну вот какой в них смысл? – проворчал он. – Сегодня опять тащиться на очередной светский раут. Юффи их обожает. Говорил я ей, что занят, куча дел же на железной дороге, но нет, она вознамерилась воспитать из меня приличного человека. А эти премудрости, с какого ножа можно есть, а с какой вилки нельзя? Они же специально путают таких простаков, как я, чтобы мы чувствовали себя не в своей тарелке. Еда с любой вилки одинаково вкусная, но если я ошибусь, Юффи ух как стиснет мне колено! Она хочет записать меня на уроки к блаблапеду, но на этом я ставлю точку. Какой ни есть, но я все еще Гарри Король, и говорить буду как Гарри Король. Я сказал ей, что не прочь раздавать деньги сиротам и все такое – ну нравится мне, когда детские мордашки загораются как звездочки, – но не выношу показуху и нескончаемый треп, когда я лучше пошел бы на работу и сделал дело. Юффи говорит, что это ноблесс оближ, но пускай они все оближутся – не обязан же я на все соглашаться, так? Ужасно, когда человек не может побыть самим собой, ближ или не ближ.

В пятидесяти милях от Анк-Морпорка в пупстороннем направлении расположился Чортов лес. Кому-то он служит поводом для шуток, но, так или иначе, на протяжении всего года здесь не смолкает птичий щебет и стук топоров. А еще там полно семейных угольных шахт, которые слишком малы, чтобы на них зарились гномы, и в самый раз, чтобы хватало на жизнь.

В это прекрасное утро в кузнице семейства Уэсли Тигель Уэсли спорил со своим братом.

– Ладно, ты кузнец, допустим, но этот их мотор мене кажется очень сложным механизмом. Джед, ты мастер на все руки и мужик крепкий, но я сомневаюсь, чтобы ты сам сколотил целый паровоз. Мало ты книжек читал, как по мене. Ты же видел, как оно у них на участке. Все в дыму, у мужиков линейки эти, а ты даже не понял, для чего они им.

Этот самый Джед, с которого градом лились пот и грязь, оторвался от наковальни.

– Да все просто. Кипятишь воду, горячо кипятишь, от этого двигаются поршни, а поршни крутят колеса. Вот и все, собственно. Только не забыть еще масло и мазут. Я думаю, сложнее всего будет остановить, когда оно разгонится.

Тигель Уэсли, которого местные считали мозговым центром в их семье, в том смысле, что хоть какие-то мозги в ней были, очень нервничал по этому поводу и не хотел униматься.

– Я в курсе, что ты был Кузнецом Года в Промеже три года подряд и серебряный кубок получил, которым мама так гордится, но не знаю… Мене кажется, что все тут немного сложнее. Секрет фирмы и все такое.

Некоторое время Джед как будто общался с духами, а потом заявил:

– Ну а у мене котел уже почти готов, и это факт. И я думаю, что если не торопиться, то не о чем и волноваться. Я ведь видел, как пар выходит из маминого чайника, – это просто мокрый воздух.

Одной огромной ручищей он постучал по котлу, водруженному на самодельный помост рядом с его верстаком.

– Помоги мене вытащить это наружу, и давай попробуем… Выключить всегда успеем, если оно капризничать станет, и уж с каким-то дурацким чайником я сладить сумею.

Они вынесли гигантский сосуд на улицу – по правде говоря, большую часть веса с радостью принял на себя Джед. Брат наблюдал за ним с восхищением и некоторым мандражом, по крайней мере, так он сказал бы, если бы знал о существовании этого слова. Но Тигель лишь чувствовал, как пот струится по его спине. Он начал пятиться назад, в очередной раз пытаясь воззвать к здравому смыслу старшего брата.

– Ну, я не знаю, Джед, они делали всякие измерения, с уровнями и все такое, а когда оно шипело, то ого-го как оно шипело.

– Да, и нам доллар стоило посмотреть на это! И не беспокойся уже об этой палке-считалке… я же сказал, у мене мозгов побольше, чем у котла! А если что не заладится, переплавлю его на подковы. Давай я огонь разведу, а ты поможешь мехи качать.

Когда Тигель помог брату установить котел на открытом воздухе среди деревьев, он ухватился за последнюю возможность вразумить брата.

– Я думаю, это все-таки слишком сложно, не то другие люди бросились бы делать то же самое.

Но увы, это предположение только придало его брату уверенности в желании покорить пар. Джед постучал себя по носу и сказал:

– Мене кажется, это потому, что я не такой дурак, как они!

Есть что-то неуловимо тревожное в слове «кажется» – после него ухо, по какой-то необъяснимой причине, жаждет услышать что-нибудь другое, более уверенное в себе – и менее опасное. И по трагическому стечению обстоятельств двадцать минут спустя именно ухо вылетело из рассеивающегося дымного тумана и упало среди покореженных деревьев, которые точно расцарапали драконы, а птицы сыпались с неба уже жареными…