является нами, а мы — им. Наши переживания становятся энергией, обретающей форму и направление. И потому, слыша шепот варпа, мы не принимаем его за голос хищного божества, жаждущего наших душ. Ведь это мы говорим себе то, что хотим услышать: тайны, которые скрываем от собственного сознания, желания, в которых не смеем признаться самим себе…

Истина об искушении силами варпа заключается в том, что никакого искушения нет. Они не влияют извне, не создают в нас желания, так же как огонь не может создать топливо сам для себя. Мы сражаемся, только если сражение касается нас самих. Мы боимся только за свою жизнь и за жизни тех, кто нам близок. Мы надеемся на то, что улучшит нашу жизнь. Когда мы жаждем чего-то, то лишь потому, что сильно в этом нуждаемся.

Эти чувства рождаются в нас, а не вкладываются в нас злыми существами.

Позволь рассказать тебе о порче, ибо я могу поклясться, что ни одна душа во Вселенной не видела ее так, как видели эти глаза. Изнутри. И все же теперь я свободен.

Хм, в самом ли деле?

Может, и нет. Может быть, даже эта история — часть лжи, сотканной моими деяниями. Я не утверждаю, ибо сам нахожусь в этой лжи, и никто мне не возразит, потому что никто не прожил ту жизнь, что я. Всему происходившему был только один свидетель, и это самый ненадежный рассказчик.

Универсальная истина Хаоса. Да, Хаос. Сила варпа, у которой много имен, и все они запретны для человеческих уст. Хаос не развращает, заставляя себе служить. Мы сами себя развращаем, служа ему. Вот почему нельзя говорить об этом.

Знание суть искушение.

Если я вложу вам в руку ружье и скажу, чтобы вы им не пользовались, что единственный выстрел станет для вас вечным проклятием, а затем выпущу в комнату антерионского тигра, кто будет виноват в вашем грехопадении? Я или вы? Возможно, тигр, хотя он тоже не может быть чем-то большим, чем есть.

Другая большая ложь, которой мы утешаемся на этом пути, ведущем вниз, заключается в том, что с нами будто бы все будет по-другому. Мы же не стали сокращать путь, как это делали другие. Мы не прибегали к Хаосу посредством жертвоприношений, потому что усердно учились и многое отдали, чтобы узнать то, что узнали.

Но мы ошибались. До последнего не признавая собственную испорченность, мы дали лжи глубоко укорениться в наших мыслях, потому что всегда хотели избежать смерти, избежать поражения, избежать лишений или отчаяния. Что бы ни заставляло нас поддаться искушению, мы находили в себе силы держаться. Мы терпели неудачи и позволяли жестоким волнам судьбы смывать наши жизни, не оставив и следа от прежнего существования.

И все же мы сдались. Посчитали, что заслуживаем лучшего. Да, был способ приручить судьбу и оседлать ее приливы и отливы…

Величайшая ложь — думать, что кто-то отличается от остальных.

Глупцы сковывали себя цепью во время грозы в надежде, что молния по ним не ударит, но они не контролировали ее разряд. Самообман лишь усиливался. Люди творили добро бескорыстно, даже с неким благочестием. И все же даже самый великий из милосердных получает удовлетворение от своих благородных поступков. Даже мученик прославляется в момент смерти, доказав свою праведность. Истина, которую мы отрицаем, заключается в том, что каждый поступок — эгоистичен, так почему бы не принять это? Зачем брести по грязной дороге несчастной судьбы, которая пятнает других смертных? Зачем вообще быть смертным, обреченным умереть и наблюдать, как наше наследие в конце концов рассыпается в прах?

Я много лет шел по этой дороге. Иногда медленно, иногда необдуманно быстро. Оглядываясь назад, я начинаю это понимать и осознавать связь с теми событиями, которые привели меня к этому дню и этой речи. Как и все успехи и неудачи, через призму эгоизма все кажется неизбежным. И я также оказался в ловушке из-за неудач других.

Нет… это моя слабость привела меня сюда, и сейчас я признаю, что свободен от порчи.

Могут ли настать такие времена, когда мы сойдем с пути? Да. Да, могут. Кто-то посмотрит сквозь иллюзию внешней истины и даст о себе знать. Мы — истина, мы решаем, что реально, а что нет. Немногие ухитряются ухватить этот момент, и, вероятно, они так никогда и не осознают, как близко подошли к проклятию. Лишь ясность мысли — работа нейронов — может спасти почти заблудшую душу, породив смирение. Молчаливое решение сделать шаг влево, а не вправо, убережет вас от смертоносного болта или пули.

Думаю, я единственный, кто прошел этот путь практически до конца. Я насладился силой и все же успел отвергнуть ее. И еще, кажется, мне удалось это сделать только потому, что я, сам того не понимая, постоянно практиковался. Когда мне пришлось принять окончательное решение, мысли мои были ясны, ибо события прошлого предоставили мне шанс на что-то вроде репетиции.

Это случилось на Зарамунде. Да, так оно и было.

Как только я получил в свое распоряжение транспортный флот, мое заключение на Калибане закончилось. Решение само по себе было нелегким: хотя я и боролся за независимость Калибана, захват кораблей и прекращение изгнания прямо нарушало волю Льва. Никакие речи не смогли бы убедить его в ином. Все мои сообщники понимали, что отныне мы — мятежники, выступающие против Льва.

У нас был только один военный корабль, и нужно было принимать немедленное решение: транспортные суда полезны только тогда, когда они могут достичь порта назначения. Тридцать тысяч рыцарей Ордена, все до единого космодесантники, были могучей армией, достойной любого командира, но какой прок от космодесантников, если их уничтожат в пустоте?

Ужасные бури терзали Галактику, возвещая о том, что Магистр Войны пошел по пути проклятия одновременно со мной. Однако навигаторы видели маяки на Зарамунде достаточно четко, и захват верфей казался идеальным первым испытанием для моих «неоперившихся» сил. Поскольку это был важный узел на пути к Терре и с Терры, контроль над Зарамундом сам по себе стал бы предметом торга, и это позволило бы Ордену распространить свое влияние еще дальше.

Но, как оказалось, Зарамунд стал испытанием не военного характера. Он был окружен множеством враждующих группировок, впрочем, как