ведения войны в пустоте был намного больше, чем у меня, поэтому я охотно выслушал его мнение. — Самый большой страх командующего флотом — наткнуться на готового к бою врага, обороняющего точку перехода. Каждый раз, когда Корсвейн совершает прыжок в варп за Тифоном, он рискует попасть в засаду, поэтому ему нужно быть уверенным в своем военном превосходстве. А значит, он должен учитывать неизбежные потери, пока основной флот не выйдет из варпа и не приготовится к бою.

— Но если мы… — начал лорд Сайфер, но я уже сделал выбор и перебил его.

— Боя не будет, — повторил я еще настойчивее. — Я свяжусь с вами позже, а вы пока займетесь приготовлениями, сейчас расскажу, какими. У нас есть двенадцать часов, чтобы спрятать флот Гвардии Смерти.

Капитан XIV легиона поверил в мой план далеко не сразу. Это стоило мне огромных усилий, но я не могу упрекать его за настойчивые расспросы. В конце концов, мне удалось убедить Тифона, что мой план действий — единственный, сулящий хоть какую-то вероятность успеха. Любая попытка вступить в бой с Темными Ангелами стала бы катастрофой для нас обоих, в то время как вывести Гвардию Смерти из системы Зарамунд из-за неминуемого прибытия Корсвейна было невозможно. Я ясно дал понять, что, коль скоро мы не напали на флот Каласа сразу же, значит, я уже погряз в предательстве, а это убедило его, что наши судьбы сплетены, и я действую в наших общих интересах, что бы ни случилось.

Теоретически мой план был довольно прост. Гвардия Смерти сведет активность своего флота к минимуму и будет незаметно дрейфовать в пустоте. Я расскажу Корсвейну, что сюда прибыл Калас, и мы обменялись залпами, после чего он сбежал обратно в варп. Чтобы сделать обман убедительнее, мы уничтожим какой-нибудь из его мелких кораблей, и обломки и заметные остатки энергии станут доказательством перестрелки.

Вряд ли мы бы уложились в двенадцать часов: расстояния в космосе огромны, а корабли размером с «Терминус Эст» не могут снизить свою активность за считанные минуты. Но в итоге прошло девятнадцать часов, прежде чем первый корабль флота Темных Ангелов вошел в систему, и еще семь — пока не появился флагман Корсвейна. Мы поприветствовали первых прибывших и заверили их, что система находится под контролем Темных Ангелов. Они по понятным причинам не доверяли вокс-сигналам, хотя мы воспользовались кодами легиона. Мне нужно было поговорить с Корсвейном наедине, и я смог это сделать вскоре после того, как его корабль прибыл в систему.

Можете представить, как он был поражен при виде моего лица на видеосвязи; он удивился даже больше, чем Калас.

— Лютер! — потрясенно воскликнул он, широко раскрыв глаза.

И тут я не устоял перед искушением: я был готов к этой встрече, а это давало мне преимущество.

— Сенешаль Корсвейн. Может, меня и заставили вернуться на Калибан, но я не припоминаю, чтобы меня лишили титула, — огрызнулся я, и это сразу же изменило тональность разговора.

— Прошу прощения, сар Лютер, — ответил Корсвейн, еще больше сбитый с толку из-за того, что нарушил приличия. — Я был застигнут врасплох, оттого и позабыл про манеры.

Я попытался вспомнить все, что мог, о Корсвейне: кое-что об этом легионере, ставшем фактическим командиром легиона в отсутствие Льва, мне рассказывали Белат, Гриффейн и другие. Дисциплинированный, исполнительный и неукоснительно следующий последнему приказу Льва: атаковать врага везде, где только можно. Важно было сохранить инициативу за собой, чтобы неудобных вопросов больше не возникало.

— Я очень рад видеть вас так скоро после инцидента с Гвардией Смерти, — начал я. Лучше всего было мне первым заговорить о происшедшем, чтобы он не заподозрил лицемерия: если я так стремлюсь поднять эту тему, значит, мне нечего скрывать.

— Вы подтверждаете, что здесь была Гвардия Смерти? — спросил Корсвейн.

Его слова вызвали у меня легкий трепет восторга. «Была» в прошедшем времени; он уже предположил, что Каласа и его кораблей здесь больше нет! Из-за этого моя уверенность переросла в самоуверенность, а язык перестал подчиняться мозгу.

— Я был бы счастлив послать вам наши результаты сканирования их флота — он был в весьма плохом состоянии, сар Корсвейн, — с энтузиазмом предложил я, прокляв себя, как только последние слова слетели с моих губ. Я попытался как можно быстрее сменить тему. — Хотя я не хотел бы задерживать вас здесь дольше, чем это необходимо.

— Задерживать? — ахнул Корсвейн. — Нет, сар Лютер, напротив, мы готовы провести здесь немного времени, если ваши лихтеры готовы доставить нам припасы во внешнюю систему!

На этих словах мои опасения переросли в серьезную тревогу: с каждой минутой флот Корсвейна прибывал в систему, а вероятность того, что Гвардию Смерти обнаружат, росла. Тем не менее, я не мог ничего возразить, не вызывая подозрений.

— Конечно, — ответил я сенешалю. — Корабли уже в пути.

— Отлично, — подтвердил Корсвейн. Я думал, что он собирается прервать связь, но он этого не сделал. Через несколько секунд он продолжил: — Немало воды утекло, сар Лютер. Наверняка вы не откажетесь навестить меня на борту «Нисходящего гнева». Нам нужно многое обсудить!

Я обдумывал, как бы повежливее отказаться от приглашения, но выражение лица Корсвейна стало жестче, и он наклонился ближе к объективу своего видеотранслятора.

— Например, сар Лютер, я очень хочу услышать, почему вы находитесь в Зарамунде, а не на Калибане, как было приказано, — строго сказал он.

Я почувствовал себя так, словно получил пощечину. Он обращался ко мне, не обвиняя, но, безусловно, как к подчиненному. Первой моей мыслью было, что Корсвейн слишком зазнался в ранге паладина, но я ошибался. Тогда я понял, что Корсвейна повысили в звании. Я больше не был вторым в Легионе.

Гвардия Смерти сейчас ничем не могла помочь, дремлющая и беззащитная, поэтому я должен был затягивать представление как можно дольше.

— С удовольствием, сар Корсвейн, — ответил я.

Чтобы встретиться с Корсвейном, я отправился на борту «Верного Слуги» к его флоту вместе с кораблями, перевозящими провиант. Астелян и лорд Сайфер постоянно пытались обсудить со мной этот ход, но я не дал им аудиенции. Мне было не до их политических игрищ. Однако от еще одного человека я отмахнуться не смог.

Тифон настоял на том, чтобы