Торманд буквально подскочил в постели, когда громкий крик разорвал тишину ночи. Маленькая ножка больно ударила его по бедру, и Торманд, окончательно проснувшись, повернулся к Морейн. Девушка металась в постели, словно боролась с кем-то не на жизнь, а на смерть. Он склонился над ней и осторожно прижал к себе. Вот еще одна причина, подумал он, по которой нужно как можно скорее разыскать убийц. Морейн должна спать спокойно в его объятиях и не видеть в своих снах изуродованных женщин или безумных чудовищ.

— Проснись, милая, — прошептал он, обнимая ее и прижимая к постели, чтобы она случайно не причинила себе вреда. — Это всего лишь сон, Морейн. Всего лишь сон. Очнись, моя милая колдунья. Все хорошо.

Как и раньше, звук его голоса успокоил ее, и она затихла в его объятиях. Торманд ласково погладил девушку по щеке, и она наконец открыла глаза; короткое мгновение в ее взгляде сквозило смятение, потом Морейн сообразила, кто удерживает ее. Ее улыбка была столь искренней и нежной, что Торманд всей душой почувствовал, как прекрасна его спутница. У него промелькнула мысль, что до конца своих дней он готов видеть эту улыбку, но когда к нему вернулось самообладание, он подумал, что надо держать себя в руках и не поддаваться минутным слабостям.

Но улыбка Морейн быстро угасла. Воспоминания о тех ужасах, что она увидела в своем сне, быстро стерли румянец с ее щек, породив сполохи страха в ее глазах. Поняв, что Морейн никак не может прийти в себя, Торманд встал, зажег свечу и налил ей немного вина.

Пригубив терпкий напиток, Морейн взглядом поблагодарила Торманда и немного подвинулась, приглашая его лечь. Торманд поставил кружку на сундук и снова забрался в постель. Вчера, ложась спать, Морейн полагала, что ей повезло. Целых четыре ночи прошло с тех пор, как ей приснился последний сон об убийцах, которых они пока так и не смогли поймать. Но, к сожалению, ее нынешний сон был настолько страшнее предыдущего, что эта передышка предстала в новом, пугающем свете. Казалось, что после подобных перерывов сны становятся более реальными и более кошмарными.

В этом сне ей привиделось нечто такое, о чем никому, особенно Торманду, не следовало рассказывать. Тот настолько решительно настроен обеспечить ее безопасность, что если каким-то образом узнает, что ей приснилась собственная смерть, то немедленно запрет ее в одном из замков Мюрреев, окружив ее тюрьму самыми лучшими своими рыцарями, а сам очертя голову ринется на поиски убийц и тем самым подвергнет себя огромному риску, а этого Морейн никак не могла допустить.

— Это был ужасный сон, — наконец призналась она, грустно улыбнувшись.

— Да, я это понял. — Торманд обнял ее и крепко прижал к себе. — Похоже, тебе было очень больно и страшно, ты явно сражалась с кем-то. Не просто брыкалась, как раньше, а действительно боролась с опасным врагом.

Она не осмеливалась посмотреть ему прямо в глаза, потому что была уверена, что в ее глазах он прочитает правду. Отчасти он догадался, какой кошмар ей пришлось пережить в своем сне, и Морейн боялась, что, начав говорить, она не выдержит и либо разрыдается от пережитого шока, либо расскажет Торманду все, что увидела, без всяких прикрас. Морейн все еще чувствовала веревки, стягивающие ее руки и ноги, ужас ледяными волнами все еще прокатывался по ее телу, ей хотелось, как в датском детстве, свернуться калачиком под одеялом и, крепко зажмурившись, забыть об увиденном. Единственное, что ее удерживало от этого, — понимание, что не каждый сон становится точным предсказанием. Что же касается догадки Торманда, то, наверное, любой человек предположил бы то же самое, увидев мечущуюся во сне девушку.

— Мне приснилось, что очень скоро произойдет еще одно убийство, — тихо сказала она, надеясь, что сумеет поведать ему все, что видела, и в то же время умолчать о том, кого именно эти чудовища планируют убить следующим.

Морейн говорила, тщательно выверяя фразы, стараясь, чтобы Торманд не заметил в ее словах недоговоренности. Ведь заподозрив нечто неладное, он станет требовать от нее ответов, давать которые ей очень не хотелось.

— Похоже, эта безумная неистовствует, она явно вошла во вкус крови, ей доставляет удовольствие причинять боль, она приходит в восторг от возможности решать, кому жить, а кому умереть.

— Саймон уже высказывал опасения на этот счет, и мне придется поверить, что такое возможно. А ведь он повидал много тяжелого, так что к его словам стоит прислушаться. — Он обнял ее и прижал к своей груди. — Видеть такое зло, пусть даже и во сне, должно быть, настоящая пытка, Сниться должны приятные вещи, а не кровь и смерть.

— Пока это не прекратится, боюсь, все мои сны будут такими кошмарными. Мучение видеть все это, еще ужаснее — чувствовать. Но больше всего меня беспокоит то, что, судя по всему, эта женщина знает, что я наблюдаю за ней и вижу, что происходит. — Морейн содрогнулась, хотя рядом с ним было так спокойно. — Такое ощущение, словно она каким-то образом пробралась ко мне в голову.

— О Боже, неужели ты думаешь, что она тоже обладает даром?

— Это, конечно, объяснило бы; почему она так неуловима. Я не знаю. Может быть, у нее действительно есть дар, а может быть, это мои сны втягивают ее в наше незримое противоборство. Раньше такого не было. Я никогда не слышала голоса так отчетливо, как с тех пор, когда начались сны и видения об этой дьявольской парочке.

— Тебе не кажется, что огромный выброс эмоций, который происходит в момент смерти жертвы, так влияет на твои сны? Ведь, судя по твоей реакции, ты и сама испытываешь очень сильные переживания.

— Верно. Этим можно объяснить, почему мои сны становятся все более отчетливыми. Но сейчас эта гадина обращается непосредственно ко мне, смотрит мне прямо в глаза и, произнося свои угрозы, улыбается своей змеиной улыбкой.

— Ты никогда не рассказывала, что встречалась с ней взглядом и что она угрожала тебе.

— Она угрожала мне почти с самого начала. Я тебе об этом говорила. Но какое это имеет значение? Я пытаюсь найти хоть что-то, что наконец поможет нам продвинуться в поисках или подскажет, где могут скрываться убийцы. Я уверена: если правильно растолковать сон, он подскажет нам, кто может стать очередной жертвой, где произойдет следующее убийство и кто ее сообщник — гигантского роста мужчина.

Торманд понимал все это и раньше, но сейчас его не покидало ощущение, что она что-то скрыла от него. Он вздохнул, стараясь унять растущее беспокойство; но ему это не слишком удалось. Нападение на Морейн красноречиво говорило о том, что парочка, за которой они охотятся, хочет смерти девушки. Не было смысла постоянно напоминать себе об этой опасности, ведь все, что он мог сделать сейчас, это молиться и удерживать Морейн вне пределов досягаемости убийц.

— Скажи мне, Морейн, может, в этот раз ты видела их лица или слышала какие-нибудь имена?

— Ее, по-моему, зовут Ада. Однажды она произнесла это имя вслух, как будто говорила о ком-то другом. Но было понятно, что она говорит о чем-то, что сделала сама. Думаю, она становится все безумнее, хотя, зная, что уже сотворила эта женщина, я сомневаюсь, что такое возможно. Она не в силах контролировать свое состояние. Это уже не холодная жажда мести, ее безумие становится настолько диким и необузданным, что сообщнику, даже приходится прилагать усилия, чтобы сдерживать ее. На этот раз я видела его чуточку отчетливее. Будто тень, которая всегда окружает его, на мгновение отступила, так луч солнца пробивается сквозь тучи. Он большой, очень большой, скорее даже огромный, и очень сильный. Хотя она придумала для него кличку Смолл — «маленький».