запах краски потом еще несколько дней. А потом в этой самой гостинице еще и валютчика задержали. Пришлось 11-му отделу брать на особый контроль заведение.

— Ну, валютчики и до Олимпиады были, — сказал я. — И будут.

Мне и самому тут было что вспомнить. И “без шума и пыли” тогда уж точно не вышло, но из таких случайностей сложилась моя дорога сюда, в этот особый экспериментальный отдел.

— Такого валютчика еще не было, — хитро прищурился Горохов. — Отец троих детей, на доске почета висит. Но самое главное — он обычный сантехник.

— В первый раз слышу, чтобы валютчики сантехниками работали, — приподняла бровь Света. — Странное прикрытие.

— Честно говоря, с него валютчик, как из пчеловода Плисецкая, — поморщился Никита Егорович. — Но дело ему припаяли. В гостинице есть прачечная с промышленными стиральными машинами. Барабаны огромные, это вам не “Вятка-автомат”. Естественно, при открытии таких барабанов на пол неизбежно попадала вода. Все это было учтено, для ее отвода на полу в кафеле желобки были сделаны, канавки такие, которые вели в канализацию. Но чтобы ее не забивать, их оборудовали приямками. Что-то вроде фильтров грубой очистки. Там задерживался всякий хлам, что выстирывался из карманов одежды: салфетки, фантики, пуговицы, и прочие мелочи. Попадались и монеты, конечно. Так вот, оказалось, что сантехник этот обслуживал стиральные машины и приноровился неплохо на этом зарабатывать, выуживая монеты из приямков.

Катков громко фыркнул – мол, это уж совсем мелочевник. Но продолжение истории показало, что все же сантехник был не так и прост.

Оказалось, что монетки импортные он догадался нумизматам сбывать. Отлажен был процесс. Уже были свои, прикормленные. В этот раз ему попался улов из испанских песет. Они особенно у нумизматов ценятся. Ведь с Испанией у нас дел никаких нет, все отношения заключаются во взаимных обвинениях в шпионаже и выдворении подозреваемых, действующих под прикрытием дипломатического иммунитета. А в следующем году явно еще хуже будет, ведь в восемьдесят первом Испания в НАТО собирается вступить. Потому и песеты с родины фламенко и корриды у коллекционеров на особом счету. Наш сантехник смекнул это, и жадность взяла верх. Захотел подороже улов продать.

Собрал несколько знакомых нумизматов у себя на квартире и что-то вроде аукциона устроил – это стоило представить. Одного барыга не учел, что весь город под оперативным прикрытием находится. Не могло ускользнуть от товарищей из смежной конторы незамеченным проведение такого мероприятия. Кто-то из осведомителей стуканул. Горохов предположил, что это был один из нумизматов, и спорить с ним даже для интеллектуальной разминки желания не возникло.

— В общем, повязали сантехника и парочку коллекционеров еще впридачу, – закончил свой рассказ начальник.

— А их-то за что? — возмутился Катков.

— А закон для всех един, Алексей. У нас валютой владеть только государство может. Хотя по отношению к коллекционерам это дурость, конечно… Чего там эти монетки по курсу стоят? Копейки. То ли дело рубль, самая ценная валюта в мире, я считаю. Но за реальные валютные операции у нас и знаменитостей сажают. Владимиру Долинскому пять лет дали.

— Это который пан Пепичека из телепередачи “Кабачок 13 стульев”? — спросил Катков.

— Он самый, — кивнул Горохов.

— Жалко, — вздохнул Алексей.

— Да вышел он уже, условно досрочно освободили по ходатайству труппы Театра сатиры. Но больше трех лет успел из жизни вычеркнуть.

— А я слышала, — сказала Света, — что в Метрополе Анджелу Девис обокрали. Только так и не поняла, что украли у этой правозащитницы.

— Было дело, — расхохотался Горохов. — История вообще постыдная. В СМИ нигде не освещалась. Представляете, какой скандал? Коммунистку с международным именем и борца за мир обокрали в самой могучей коммунистической стране!

— А украли-то что? — поинтересовался Катков.

Горохов на секунду даже замялся, потом махнул рукой.

— Вы не поверите, трусы.

— Трусы? — в голос воскликнули мы.

— И стоило из-за этого скандал поднимать? — недоумевал я.

— Вот и я про то же, — кивнул Горохов. — Видно, привыкла госпожа Дэвис за справедливость ратовать, что не смогла простить такого попирания ее прав, как кража личного нижнего белья. Лишилась она трусов в этой самой прачечной. Бирки с них сорвали, а трусы испарились. Бельишко, подозреваю, знатное было. Дорогое. Такие в Союзе не купишь. Возможно, позарились на них тетки-прачки. Только концов так и не сыскали, хотя 11-й отдел привлекали по полной. Представляете? Вот такой хохмой приходилось заниматься комитетчикам. Но это все же лучше, чем теракты расследовать. Тьфу-тьфу… Не было у нас на играх терактов и не надо. Хотя без человеческих жертв все же не обошлось. Но это уже другая история, в гостинице “Космос” пара несчастных случаев с иностранцами приключились.

Горохов сделал паузу, будто не собирался нам дальше рассказывать, заставив Алексея с нетерпением выкрикнуть:

— Ну рассказывайте уже, Никита Егорович! Не томите!

— Не надоел я вам своими баснями? — удовлетворенно хмыкнул Горохов. — Тогда слушайте. Финны в той гостинице проживали. Один из них умудрился в бассейне утонуть, в котором барная стойка имеется. Накушался товарищ Виртанен и булькнулся об дно. Никто внимания поначалу не обратил. Подумали, ну, ныряет человек. Спортсмен ведь, он всегда найдет, где ещё и как потренироваться. А когда хватились, поздно было. Лежит на дне и не шевелится. Так и не откачали.

— А второй тоже, что ли, утонул? — Алексей, как, впрочем, и мы со Светой, с любопытством ловил каждое слово Горохова.

— Хуже, — поморщился следователь. — Хотя что может быть хуже смерти, только глупая смерть. Торшер его убил.

— Как – торшер? — выдохнул Алексей, покосившись на настольную лампу Горохова. — Током?

— Фенолом.

— Как это? — уже в голос воскликнули мы

Умеет все-таки Никита Егорович интригу нагнать. Ему бы из следователей в писатели переделаться. Кто знает, может, на пенсии этим и займется…

— Наиглупейшая смерть в номере гостиницы, — развел руками Никита Егорович. — Читал поздним вечером товарищ финн книгу, про муми-троллей, наверное, точно не знаю. И лампу торшера пониже опустил, чтобы строчки высветить получше. Да так и уснул. А лампа эта обшивку кресла прожгла и до поролона добралась. А наш советский поролон при обугливании фенол вырабатывает в смертельной дозе. Вот и угорел гость. Наутро горничная его нашла, с книгой, дохленького.

— Н-да, — передернул плечами Катков, — ну и смерть… Бр-р…

— Несчастный