Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ученики остановились.
— Подождите меня! — замахал метлой.
Стояли, удивленно переглядывались.
Олег, проваливаясь в снегу, бежал к ребятам. Поравнявшись с ними, сразу подошел к Миколе.
— И я с вами пойду! — выпалил решительно. — Ты, Микола, не сердись на меня… И вы, хлопцы… Ну, так вышло… Тогда не подумал… Одним словом, Микола, на районные состязания поезжай ты.
Микола хотел возразить, но Олег не дал, схватил его за руку:
— И не думай отказываться! Ты же лучше меня бежал. Законно! Я так и Петру Денисовичу скажу. Только гляди, там-то уж не ищи себе новых дверей…
Ребята засмеялись. Улыбнулся и Микола. А у Олега словно отлегло от сердца все горькое и обидное.
В сад Микола и Олег вошли рядом.
Глава четырнадцатая. Дедусь заболел
Миколина мама, тетя Мария, сказала отцу Сашка, что дедусь Артем занедужил, и в тот же вечер отец повел Сашка к нему.
Дедусь Артем почти никогда не хворал. Разве что иной раз простудится зимой или вдруг поясницу заломит. Но и тогда не жаловался на недомогание. Бабуся сама заприметит, скажет.
— Ты полежал бы, Артем, оно и пройдет.
Но где там — дедусь и слышать не хочет.
— И чего бы это я ложился? Видишь, какие горы снегу намело? Нужно от хаты откинуть, а то стены отсыреют!
— Я сама откину.
— Э-э… — махнет рукой. — Твое дело у печи…
У дедуся был свой метод лечения — труд. Не признавал ни лежания, ни лекарств: всяких там аспиринов, пенициллинов, кальцексов… Выпьет на ночь кипятку с калиной, залезет на жаркую печь и на следующее утро встает совсем здоровым.
Лишь однажды свалил его грипп, лютовавший в селе. Бабуся испугалась, хотела вызвать врача, но дедусь не позволил.
— Нечего дохторше зря голову морочить. Пусть детишек лечит.
Три дня не слезал с печи, пил кипяток с калиной. На четвертый слез.
Когда Сашко с отцом ступили во двор, бабушка Дарина как раз вышла из сарая — доила козу.
— Давно заболел? — спросил тато, не здороваясь.
— Он не болен, — ответила печально бабуся.
— А что же с ним?
— Старость… — вздохнула.
И начала рассказывать: еще прошлой весной дедусь стал терять силу. Пойдет в рощу козе травы накосить, а коса не слушается, только мнет траву. Топор возьмет — тоже неладно выходит: не тешет. Полного ведра из колодца не вытащит. Сердится, ворчит, но разве этим поможешь… Летом в саду как будто бы здоровее стал. Всю осень, зиму — ничего… С приходом весны он опять в сад. Хотел посмотреть, как деревья перезимовали. И до того находился по грязи, что еле ноги домой приволок.
— Да что это мы тут стоим? — спохватилась бабуся. — Пойдемте в хату.
На дворе уже сумерки, а в хате и совсем темно.
— Это ты, Павло? — тихо спросил с кровати дедусь.
— Я.
Дедусь попытался приподняться.
— Лежите, лежите…
Тато сел возле него на кровать. Сашко — рядом на стул.
Странно Сашку видеть дедуся лежачим. Сколько помнит, всегда он был на ногах. Или грядки вскапывает, или косит, или бревно тешет, или тын переплетает… Спать ложился позже всех, а вставал первым. Не знал отдыха ни в выходные, ни в праздники. Соберутся, бывало, родственники, соседи, сидят за столом. Он примостится на краешке скамьи, перекинется словом с гостями, закусит кое-как и снова за дело — что-нибудь мастерит или чинит.
За помощью к нему обращалось все село. Тому нужно окна застеклить, тому вставить зубья в грабли, тому тяпку наточить, тому заменить в бочке клепку, — все бегут к дедусю Артему. И он никому не откажет, разве что лентяям, гулякам да бездельникам: ненавидел их лютой ненавистью, считал хуже воров. Встретится такой на пути — дедусь отвернется, не хочет даже здороваться.
Любил делать все аккуратно и красиво. Если косит, так ни одной травяной бороздки не оставит, если сено копнит, то одергает копну чистехонько, опояшет свяслами.
— У вас что-то болит? — помолчав немного, спросил тато.
— Ничего не болит. Стар стал. Не в силах уже ходить за садом. Нужно кому-нибудь помоложе передать. Потому и позвал тебя, чтобы посоветоваться. Сам же ты не придешь, совсем от нас отбился…
— С председателем советуйтесь, пусть он подыщет замену.
— И с ним посоветуюсь, и с тобой.
— При чем тут я?
— А при том, что ты лучше всех можешь помочь при этом деле. И не только в этом…
— Я? Такое скажете…
— Вот такое и говорю. Нужно тебе с Оксаной помириться — вот что. Вернуть ее домой, чтобы дети в разлуке не жили, чтобы отец и мать у них были. Да и меня бы она в саду заменила. Нет у нас человека, который лучше нее знает сад.
Тато ничего не ответил, молча согласно кивнул головой.
Сашко, чтобы не мешать их разговору, пошел к бабусе на кухню.
Вернулся, только когда услышал спокойную мирную беседу.
Потом бабуся пригласила их ужинать.
Домой возвращались поздно.
Отец расспрашивал Сашка о школе, Валентине Михайловне — бабуси и дедуся квартирантке: любят ли ее ученики, не озорничают ли при ней в классе. Она ведь еще молоденькая, сама как ученица. А потом спросил и про маму, про Юрка и Олесю. Сашко ведь недавно у них гостил…
Сашко охотно обо всем рассказывал, и было ему весело и хорошо.
Глава пятнадцатая. Злая шутка
Хоть Микола и не хотел причинять больше Валентине Михайловне неприятностей, но получилось иначе.
Произошло это весной, во время работы на колхозном огороде.
В субботу после четвертого урока пятый и шестой классы шумной, нестройной колонной шагали к реке, вдоль берега которой протянулись плодородные черноземные участки. Неподалеку от них, на бугре, давно брошенная ветряная мельница.
Вместе с детьми шла и Валентина Михайловна.
Бригадир садово-огородной бригады — мама Миколы еще издали увидела школьников и помахала им рукой.
— А-а, наконец-то пожаловали! Давненько ждем вас, помощнички, — не то пошутила, не то упрекнула она, когда ученики подошли к ней. — Сейчас мы вам найдем работу…
Сначала повела их на капустное поле.
— Кто отгадает загадку: кому рубят голову, а кровь не течет?
— Капусте! Капусте! — хором отвечали ребята.
— О, вы, я вижу, хорошие отгадчики, — похвалила. — Тогда, может, расскажете, где у капусты плод и семена и как ее сеют?
Микола хотел ответить, уже и рот раскрыл, но мама его остановила:
— Ты помолчи! Я тебе об этом рассказывала.
Ученики удивлялись: неужели тетя Мария думает, что они не знают? Спрашивает понарошку, чтобы запутать. «Как ее сеют?» Да ведь ее совсем не сеют! Берут рассаду