Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Напомню: наше основное направление – это как раз вот эта разработка. А в Черном Яре мы вроде как побочно резвимся, не более того.
Костя с Васей вполне заслуженно спали до десяти утра. Шеф убыл в половине девятого, а в девять, шатаясь от усталости и подволакивая левую ногу, прибыл Ростовский.
Под глазами у нашего бабоукладчика залегла сочная синь.
– Не, я все понимаю, но… И чего это она с тобой делала? – удивился многоопытный Петрушин.
– Крепко и беззаветно любила, – пробормотал Ростовский, доставая из холодильника бутылку «Туборга» и даже не пробуя улыбнуться.
– Сурово… – В тоне Петрушина явственно обозначилось глубокое сочувствие. – Выглядишь так, будто всю ночь вагон с сахарным песком разгружал.
– А я разгружал по молодости. – Ростовский тремя жадными глотками осушил бутылку и рухнул на кровать. – И должен заметить, коллеги… уффф… если сравнивать – все-таки труд грузчика попроще…
Мы с Петрушиным коротко посовещались, пришли к выводу, что в таком состоянии наш первый опер вряд ли сможет принести пользу Родине, и поехали работать одни. То есть одним экипажем в два лица. На спящее трио бандуристов в ближайшие полдня можно было не рассчитывать.
Собакин, как водится, первым делом поехал в клинику. Мы стали привыкать к такому положению дел: тот факт, что данное лечебное учреждение служит стартовой позицией в распорядке дня главного местного «дуремара», уже ни у кого не вызывал удивления. Теперь надо думать, как бы половчее взять это интересное учреждение под тотальный аудио-, видеоконтроль и разобраться, что там происходит…
Стояли скучно и долго. Пассивное наблюдение почти всегда вгоняет Петрушина в состояние черной меланхолии. Он как будто в спячку впадает: односложно отвечает, может часами неподвижно сидеть с полузакрытыми глазами и молчать, тупо глядя перед собой. То есть как объект для общения – ноль или вообще даже минус. Такой здоровенный хмурый минус.
Петрушин хорош, когда нужно действовать в состоянии драйва. Догнать и пленить, догнать и убить, не догонять вовсе, но пленить, допросить, а потом убить… и куча подобных вариантов в рамках «охотничьей» тематики. Вот тогда он весел, остроумен и приятно возбужден – общаться с ним в такие моменты интересно (если только ты с ним в одной команде, а не по другую сторону).
Однако сейчас пока что догонять никого не надо. В этом сонном городишке, похоже, даже подраться не с кем, не то что «догнать и пленить»…
Через час с небольшим позвонил Ростовский и чугунным голосом сообщил: любушка только что его уведомила – сегодня после обеда она приглашена покататься на катере.
– Ага! Сгоняй к ней, возьми сумочку: я сейчас подъеду.
– Ой… Ну, блиц твой тур!..
По тону было понятно, что более всего в данный момент Валере хочется послать всех в места далекие и неприглядные и опять завалиться спать. Но служебный долг оказался сильнее.
– Ну хорошо… Сейчас еду…
Так, а главное-то забыли!
– А ты ее посвятил в суть?!
– В суть? О да… Я ее так посвятил… И в суть – тоже…
– И как она отреагировала?
– Да нормально отреагировала – как и ожидалось…
– Согласилась, нет?
– Ну ты сказанул… Да куда ж она денется!
– Титан! Ладно, поезжай. Потом отдохнешь, как все сделаем…
Я выгрузил Петрушина на пару с его меланхолией подышать свежим воздухом и поехал в пансионат.
Через некоторое время Ростовский привез сумочку и… дамочку. Пока я в номере монтировал аппарат, они о чем-то беседовали в машине, припаркованной у ворот пансионата. Видимо, у Валериной подружки так и не возникли теплые чувства к Элеоноре – пройти в номера она категорически отказалась.
Потом я спустился к ним, мы прокатились до парка и там обучили нашу шпионку-неофитку пользованию камерой. Затем она минут пять поработала в экзаменационном режиме: мы придирчиво наблюдали, не будет ли нарочитых поз для выбора ракурса и других огрехов.
Пока наблюдали, я между делом поинтересовался, как там поживает летучий хулиганистый пацан с луком и стрелами.
Валера, сонно зевая, поделился:
– Она согласна на жертвы.
– Ну?! Какие?
– Сказала, что ради нашей любви не будет отдаваться генералу на катере. А только подразнит его.
– Ни фига се… Какое высокое чувство!
– Не, это чистое чувство. – Ростовский кисло ухмыльнулся. – Потому что на водах. А высокое будет на вертолете.
– Они собираются летать на «вертушке»?
– Точно. Обед, потом – на катере, потом – воздушная прогулка.
– Насыщенная программа! А где «вертушка»?
– На объекте. Там есть посадочная площадка.
Интересно… А на снимках, что сделали полковник с Васей, ничего не видать. Хорошо хлопцы замаскировались…
Потом Валера повез даму домой, а меня высадил у пансионата.
Я вернулся к нашему НП у клиники и подобрал сумрачного Петрушина. Мы поскучали еще полчаса, потом Петрушин оживился: близилось время обеда, и наш терминатор начал строить планы, в какое питательное заведение мы отправимся, буде вдруг не воспоследуют изменения в обстановке, и как и чего там можно будет много и вкусно поесть.
Увы, планам этим не суждено было осуществиться. Во втором часу пополудни оперативная обстановка перестала быть томной: приехали какие-то злыдни на серой «Мазде», забрали Собакина и куда-то помчались, словно пришпоренные.
Машина Собакина осталась у клиники, а мы получили неприятную перспективу вести «объект» без «маяка» да еще и одним экипажем!
К счастью, Собакин не стал испытывать на прочность наши навыки и двинул прямиком к отделу. Там он коротко пообщался с парнем, скучавшим возле «Ауди» с питерскими номерами и вместе с тремя своими спутниками зашел в здание.
Я вызвонил Ростовского и поставил в известность, что его отдых переносится по техническим причинам.
– Буди Костю, если он еще дрыхнет, и поезжайте к отделу. Нам срочно нужен второй экипаж.
– Терпеть не могу москвичей. – Валера тоскливо зевнул в трубку. – Мы, ребята с периферии, все-таки как-то помягче, сердечнее, что ли…
– Так вы едете, нет?
– Едем, едем – скоро будем…
В последующие полчаса я неоднократно похвалил себя за то, что догадался прихватить микрофон. В кабинете Собакина давали премьеру: постановка была настолько захватывающей и драматичной, что мы с Петрушиным слушали, разинув рты и затаив дыхание.
Даже не заметили, как приехал Ростовский с Костей.
– Футбол, что ли, передают? – поинтересовался Ростовский, открывая заднюю дверь и усаживаясь к нам в салон.
– Спектакль, – буркнул Петрушин, недовольно морщась. – Потише – мешаешь!