– Спектакль? – удивился Ростовский. – С каких это пор вы… А что за спектакль?

– Соло для гренадера с квартетом оперов, – пояснил я. – Партию гренадера исполняет питерский гость.

– Ох ты! – заинтересовался Ростовский. – А послушать…

Увы, наушники у нас в стандартной комплектации не приспособлены для трехухих мутантов: Валера даже не закончил – быстро сам все понял, печально вздохнул и покинул нас, бросив на прощанье:

– Ладно, пойду – встанем за отделом. Аккуратнее: у мэрии опять эта «Волга» торчит.

– В курсе. Похоже, они там живут…

Честно говоря, я активно переживал. Сейчас рванет Собакина этот псих – и кранздец всей работе. Вот будет обидно! Тогда это будет натуральная эстафета «ликвидов». Напомню: совсем недавно таким же примерно образом канула в Лету тщательно подготовленная и спланированная оперативная разработка – после того как некие злые ухари без всякого пиетета шлепнули Анвара.

А наш объект в группе риска: заразная, вообще, штука, эти «ликвиды» – стоит только разок побывать на месте преступления и можешь ненароком подхватить смертельный вирус.

Собакин держался молодцом: заявленное в первом акте хрестоматийное ружье (в местном случае – граната) так и не прозвучало.

Я ему мысленно поаплодировал. Вообще, если честно, я уже начал проникаться симпатией к этому упертому бронебойному толстяку. Что-то в нем такое было – особенное…

Чуть позже мы с Петрушиным имели удовольствие лицезреть, как хлопцы Собакина взяли мальчугана, скучавшего у «Ауди» с питерскими номерами. Перемещение от крылечка к месту задержания показалось мне явно целеустремленным и вообще грубовато прямолинейным – однако в итоге парня все равно окольцевали, так что это не суть важно.

Акробатический этюд в исполнении одного из оперов вызвал у Петрушина припадок теплых чувств:

– Оп-па!!! Вот это по-нашему. Молодца!

Этак, глядишь, скоро мы их полюбим как братьев, перестанем «пасти» и будем совместно играть в футбол и пить пиво. Хе-хе…

Впрочем, теплые чувства были недолгими: вышел Собакин со вторым парнем (парень в наручниках, физиономия потоптана), вся компания села в серую «Мазду» и питерскую «Ауди» без стекла и умотала в лес, оставив нас на обочине жизни. То есть никаких аллегорий, все было именно так: миновав какой-то здоровенный охраняемый объект, расположенный недалеко от выезда из города, свернули на поросшую травой грунтовку и скрылись в сосновом бору!

Преследовать их мы не посмели: в таких условиях достаточно посадить в кустиках одного человека и – привет всей тщательно конспирируемой «наружке». Посему мы встали в двухстах метрах от съезда на грунтовку и стали «чиниться», а Ростовский с Костей проехали за поворот.

Как далеко и надолго ли убыл «объект», мы понятия не имели, поскольку вредный Собакин бросил «маяк» у клиники. Так что нам осталось лишь сидеть и ждать, чем все это закончится.

Пока стояли, осмотрелись, изучили обстановку. Не то чтобы собирались чем-то здесь развлечься, а скорее так – по привычке.

Неширокое шоссе, справа по ходу движения – какой-то безразмерный охраняемый объект с лазурными шашечками изоляторов над высоченным бетонным забором. А вокруг, насколько хватает глаз, – густой сосновый бор. Тишина, птички поют, воздух насыщен концентрированным хвойным ароматом. Лепота!

Впрочем, если немного постоять, присмотреться придирчивым взглядом и взыскательно прислушаться чисто мытым ухом, окружающая благодать перестает быть похожей на прогулочные угодья санаторного комплекса.

Над сосновым морем, то там то здесь, торчат верхушки корпусов и стальных конструкций как просто смутно определяемой функциональной принадлежности, так и совсем непонятного предназначения. У поворота, за которым встали Ростовский с Костей, видны опоры высоковольтной линии, убегающей в лес, а чуть дальше начинается забор еще одного охраняемого объекта.

Да и тишина здесь – понятие довольно относительное. Где-то в глубине леса ползет нечто железнодорожное: не думаю, что сильно ошибусь, предположив, что это маневровый тепловоз, деловито волокущий пяток груженых платформ. Вдалеке тихо подвывают тяжелые моторы тягачей, на пределе слышимости мерно рокочет какая-то турбина (совсем как в Васином стишке, только не прощально, а, напротив, очень даже жизнеутверждающе), иногда доносится скрежет раскачиваемых на ветру металлических мачт на растяжках.

Наособицу можно различить звуки работы каких-то загадочных механизмов: приглушенный гул и лязг, ритмичный стук, как будто паровой молот наяривает, и спонтанные хлопки, похожие на объемные взрывы – только более мягкие и какие-то… одомашненные, что ли.

В общем, целая симфония тайной жизни научно-производственного комплекса, укрытого от нескромных глаз в густом хвойном лесу…

Где-то неподалеку «пухнули» два очередных хлопка. Только на этот раз немного иначе, чем все предыдущие. Прозвучало так, будто пьяный в дугу Полифем сдуру саданул дуплетом из своей циклопической двустволки. Будь мы в другом месте, я бы с уверенностью предположил, что это…

– С «Мухи» влупили, – Петрушин заинтересованно вскинул бровь. – Надо же!

– ?!.

– Точнее, двумя «Мухами», с небольшим разносом. – Петрушин зевнул, почесал грудь и поправился: – Еще точнее – чем угодно из этой оперы: «Агленями», «Таволгами» – отсюда не разобрать… Но факт – рванули два эрпэгэшных выстрела.

– Думаешь?

– Сто пудов.

– Хм… Интересно, чем это они там развлекаются?

– Да, мне тоже интересно…

Через некоторое время из леса приехала питерская «Ауди» без лобового стекла: выползла на шоссе и неспешно укатила в город.

Петрушин прилежно «чинил» машину, а я, укрывшись в салоне, успел сделать несколько снимков.

Немного погодя на грунтовке показалась знакомая серая «Мазда», а за ней… три микроавтобуса «Тойота» с тонированными стеклами!

И вся эта дружная кавалькада тоже проследовала в город: неторопливо и уверенно, как-то даже по-хозяйски, что ли…

Для верности мы выждали еще пятнадцать минут и, предупредив Ростовского, чтобы следовал за нами, отправились осваивать загадочную грунтовку.

Не буду затягивать описание: мы быстро и без приключений добрались по грунтовке до большущей поляны, в центре которой обнаружили до чесоточного зуда знакомую картину…

– Так это что ж, получается, они «двухсотых» с собой увезли? – задумчиво пробормотал Петрушин, осматривая лоснящийся «пятак» примерно десять на десять (кто-то заботливо вылил здесь несколько канистр машинного масла), в центре которого тихо чадили два искореженных автомобильных остова.

– Да… Хорошие пацаны! Они мне все больше нравятся…

* * *

К пяти часам пополудни любушка Ростовского доложила о благополучном выполнении задачи. Снимков получилось около сотни, примерно половину можно было оценить на твердую троечку, а доброму десятку из этой половины следовало смело ставить пять – как за качество, так и за информационную насыщенность.