в конце концов, реализоваться – не только как супруга и мать, но и самостоятельная личность.

Я теперь знала, как это бывает: когда остаешься одна, почти без средств, без понимания, как жить дальше, без подушки безопасности… Когда можешь рассчитывать только на чужую доброту, потому что сама – беспомощна.

Я еще помнила, каково это – вставать с колен, на которые тебя поставил самый близкий человек. Помнила, но сумела простить. Сумела дать шанс. Но при этом – не потерять и себя саму. И отныне была уверена: если вдруг что-то пойдет не так, я справлюсь и одна. Сумею выжить и пойти дальше.

На это первое, небольшое кафе, деньги я накопила сама: принципиально не взяла у Кирилла ни копейки, как он на том ни настаивал. Четко обозначила, что моя жизнь теперь – это не только дом и ребенок, но и любимая работа. И была благодарна, что он это принял. Что поддержал.

– Ну, как дела на работе? – поинтересовалась я у Юли после мгновения неловкости, когда мы обе не знали, стоит ли обняться при встрече, или ограничиться простыми улыбками.

Обниматься в итоге не стали. Наверно, для этого было еще слишком рано: мы обе до сих пор привыкали к тому, что у каждой из нас есть сестра. Мы обе учились думать друг о друге в этом новом, родственном ключе. Мы прощупывали одна – другую, стремясь к близости, но пока не перешагнув до конца воспоминаний о былом.

И все же мы делали навстречу друг другу шажки. Да, небольшие, неторопливые, в чем-то робкие, но главное – мы их делали.

И пусть пока это были лишь редкие встречи на нейтральной территории и периодические звонки, этот настороженный интерес друг к другу и тяга крови были уже больше, чем ничего.

– Да как обычно перед праздниками, – отмахнулась она, жадно набрасываясь на угощение. – Сумасшедший дом, одним словом.

Я отметила, что, говоря об этом, она выглядела все же весьма довольной. Нетрудно было понять, почему. Для нее было внове это ощущение: зарабатывания на жизнь собственным трудом. Но все же следовало отдать ей должное – ее энергия была направлена в правильное русло. И, начав с должности обычного продавца, она недавно дошла до своего первого повышения.

– Каждый раз после встречи с тобой страшно вставать на весы, – проговорила Юля, с довольным видом откидываясь на спинку стула. – Но, черт, это того стоит.

– Я польщена, – откликнулась насмешливо на этот комплимент.

Было приятно видеть ее вот такой: расслабленной, лишенной прежних масок… искренней. Мне хотелось думать, что все это потому, что ей легко и спокойно в моем обществе.

– А как отец? – спросила коротко и, по большей части, из вежливости.

Мы, конечно же, с ним познакомились. Но никакого чуда, как в сказке, где все воссоединились и жили счастливо, не произошло. Я была чужой для него, а он – для меня. И это уже не подлежало исправлению. Так же, как моя мама и Юля тоже оставались друг для друга не более, чем знакомыми. По крайней мере, пока.

– Как обычно, – ответила она, поморщившись. – Живет в собственном мире и наверно, вполне там счастлив.

Я лишь вздохнула. О каких нормальных отношениях с этим человеком можно было говорить, если ему было плевать даже на ту дочь, которую он вырастил? Я ему не была нужна и подавно – и принимала этот факт, как должное, без ложных надежд и сокрушительных разочарований.

Но мы с Юлей, как ни странно, были совсем другим делом, хотя нас разъединяло куда больше вещей, чем объединяло. И все же было что-то… что-то между нами такое, что позволяло нам попробовать все наладить. Возможно, ее раскаяние и моя готовность дать ей шанс.

– А что насчет Льва? – задала я еще один вопрос.

Она немного помрачнела: похоже, старая рана еще давала о себе знать.

– Приезжает к Давиду по выходным, – ответила она неохотно. – Ну и на этом… все. Я знала, Соф, что меня он никогда не простит… Но рада, что хотя бы общается с сыном.

Я кивнула и подумала о том, что не все истории все же имеют счастливый конец. Некоторые, увы, обречены на крах с самого начала. И Юля со Львом – тому пример.

– Знаешь, а я ведь спасибо тебе хотела сказать, – вдруг проговорила Юля как-то приглушенно-доверчиво.

– За что? – не скрыла я своего удивления.

– За твой пример. Я ведь никогда прежде и не думала о том, чтобы зарабатывать самостоятельно. Всегда был кто-то, кто меня обеспечивал: отец, муж, снова отец… И я бы, наверно, так и ходила по жизни привычной дорогой, если бы не ты. И, оказывается, это такое чертовски приятное чувство – ни от кого не зависеть!

– Вот уж не думала, что стану образцом для подражания, – отшутилась в ответ, пряча за улыбкой смущение, рожденное ее признанием.

– А стала, – произнесла она совершенно серьезно. – И не только образцом. Ты стала… кем-то важным для меня, София.

Я опустила глаза, не зная, как на это реагировать, но не могла отрицать, что эти слова тоже оказались для меня… важными.

Мы проговорили еще некоторое время прежде, чем Юля уже так привычно бросила взгляд на часы и сказала:

– Ой, мне пора! А то упущу последнюю электричку.

Она вскочила со своего места, подхватила сумочку и помчалась к выходу. А я… в последний момент удержала ее за локоть и… просто обняла.

Она потянулась ко мне в ответ, сжала в объятиях не задумываясь, будто долго ждала этого момента, и в душе у меня в этот миг, кажется, рухнули последние баррикады…

Выдохнув короткое, едва слышное «пока», Юля скрылась в весенних сумерках, а я, прибрав стол, за которым мы сидели, неторопливо закрыла кафе и тоже вышла на улицу.

Шелест шин подъезжающей машины раздался практически в то же мгновение. Кирилл был точен, словно часы.

Я распахнула заднюю дверцу, расцеловала дочь, сидящую в кресле, и приземлилась на переднее сиденье рядом с мужем.

– А где моя порция? – требовательно поинтересовался он.

Я шутливо приподняла брови:

– Чего? Выпечки? Прости, но, боюсь, сегодня все съели.

– К черту выпечку, – бросил он и, притянув меня к себе, поцеловал. И целовал так долго и чувственно, что я едва не забыла о том, где мы.

– Как прошла встреча? – спросил муж, когда нам все же удалось оторваться друг от друга.

– Нормально. Наверно, даже хорошо.

Мы нечасто касались в разговорах темы Юли, но когда касались – делали это легко и спокойно. И все же два этих