– И правильно делала, малютка, – вопрос о руке застревает в горле и я просто зарываюсь пальцами в коротких волосах на ее затылке, прижимаю ее к себе нежно и в тоже время так сильно, я хотел чтобы она почувствовала во мне не агрессию, а защиту, через одно только прикосновение.

– Подожди, а как ты вошел? Кто тебе открыл? Где нянька, которую нанял Николоз? – затараторила она, отстранившись.

– Не сейчас, милая. Все твое любопытство я удовлетворю чуть позже, – поднялся со стула и опустил ее на пол, – сейчас нам нужно показать тебя врачу. Сама дойдешь?

Малютка коротко кивнула. А я отвернулся, стараясь спрятать взгляд, в котором закипала дикая ярость и злость, на всех тех, кто был причастен к тому, что моя девочка сейчас страдает.

Оказавшись в машине. Я наконец-то почувствовала себя в безопасности. Прижалась к Давиду всем телом. Замерла. Прислушалась к своим внутренним ощущениям.

Опасность? Противоречие? Ненависть? Все ушло.

Зато теперь на этом пустыре полыхала ярким костром любовь. Затмевая собой все невзгоды, навалившиеся на меня за столь короткий промежуток времени.

Искоса глянула на Давида. И мои губы растянула улыбка.

Как же он все-таки был раздражающе красив. Но его больной вид не давал мне покоя, и я всерьез заволновалась о его здоровье. Я несколько раз порывалась спросить его о том, что с ним произошло, но глядя на хмурый и недовольный взгляд Артура, сдерживалась. Прекрасно в памяти сохранился наш с ним разговор о том, что я должна как можно быстрее свалить от Давида подальше и залечь на дно, чтобы мужчина не смог меня найти. Вот кто бы тогда только знал, что наше противоборство и моя ненависть к Давиду сможет перерасти в зависимость от его дикой, неукротимой власти надо мной. И что самое невероятное, мне это понравится.

– Девочка, моя, – неожиданно Давид прижал меня к себе и глубоко втянул запах моих волос.

У меня от его низкого хриплого шепота, мурашки по спине побежали.

– Что с твоей рукой? – неожиданно спросил он.

Я расслышала в его голосе тревоги больше, чем мужчина наверняка хотел бы показать.

– Меня подстрелили, – ответила я.

На пару секунд в воздухе повисло молчание, но прерывистое дыхание Давида говорило о том, что мужчина еле сдерживает эмоции.

– Кто? Как? Когда это произошло? – сквозь зубы проскрежетал мужчина.

– Давид, не нужно, – отрицательно качаю головой.

Выставлять себя полной дурой перед Давидом, рассказав о том, что сама бросилась под пулю мне совсем не хотелось. Я с точностью на сто процентов готова была поклясться, что он обзовет меня идиоткой, если узнает, что словила металл в плечо, когда бросилась его спасать.

– И все же, Алита. Расскажи. Мне хотелось бы знать, как это произошло? Ведь насколько я помню, тебя Николоз должен был оттуда увезти, – голос у Давида вкрадчивый, доверительный, но я чувствую, как в его глубине звенит злость.

– Давид, – я тяжело вздохнула.

– Просто расскажи. И я обязательно накажу этих ублюдков… – начал мужчина.

– Я не знаю, кто это сделал. Там было темно и я… – запнулась, – … я слишком боялась за тебя, – выдавила еле слышно.

– Боялась? За меня? – голос Давида сорвался на шепот. – То есть, я правильно понял, что ты, вместо того, чтобы послушаться меня и сесть в машину, бросилась за мной следом? – он подцепил пальцами мой подбородок и заставил поднять на него глаза.

Я честно пыталась не смотреть в них. Боялась потерять контроль над собой. Над своими эмоциями и сорваться. Высказать ему все, что так наболело за эти две недели. Как боялась, как скучала по нему. Как ненавидела его за то, что посмел бросить меня.

– Посмотри на меня, – горячее дыхание Давида обожгло кожу, и я сдалась, подняла взгляд.

– Я… я хотела… Когда мне Ник сказал…

Я сбивалась на каждом слове, не зная как помягче преподнести горечь слов, сказанных Ником.

– Одним словом, когда Ник сказал, что там тебя ждет смерть, я поняла, что не могу тебя оставить там умирать. Я хотела тебя предупредить, – в горле пересохло и каждое слово мне давалось с большим трудом, оттого и объяснение получилось невнятным и странным.

– А вот и твой братишка. Шустрый, – прорезал, словно ножом напряжение между мой и Давидом, Артур.

– Что? – Давид оторвал от меня затуманенный взгляд, перевел на Артура.

– Да, вон, только что Николоз пронесся. Даже на светофоре не остановился. Болван, – иронично заметил мужчина покачав головой.

– Ублюдок. Пусть катается пока еще может, – прорычал Давид и снова посмотрел на меня, – хорошо. С рукой я понял. А почему ты упала в обморок? Почему так похудела? Откуда круги огромные под глазами?

– Я… у меня была температура, – мне пришлось все же отвести взгляд от его лица, потому как совершенно не хотела видеть его реакцию на то, что сейчас готовилась ему рассказать.

– И… – подтолкнул меня Давид.

– Когда Николоз сказал, что тебя нашли и отец закатил шикарные поминки… Я тогда поняла, что без тебя жить не хочу, – я замолчала.

Сердце от волнительного момента, билось так бешено, что чуть не выскакивало из груди.

Давид молчал.

И это молчание было настолько гнетущим, что я не удержалась и все же подняла на него взгляд.

– Дурочка ты моя, – не отпуская меня из цепкого взгляда проговорил нежно Давид, и запустив пятерню в волосы на затылке, прижался лбом к моему лбу, – как же так?

Я смотрела в его зрачки, которые затапливала чернота, утягивая меня на самое дно и пропадала.

– Ты хоть понимаешь, что тебя могли убить? – хрипло спрашивает он.

– Угу, – киваю я, еле сдерживая слезы.

Протискиваясь ладонью здоровой руки ему под руку, прижимаюсь. Сквозь свое неровное дыхание, чувствую как его грудь вздымается часто. А гулкие частые сердцебиения заставляют зажмуриться от радости. Осознания того, что Давид боится за меня, приносят мгновенное удовлетворение моей душе. Мне так хорошо и уютно в его сильных руках, что о Николозе думать совсем не хочется.

– Артур. С врачом уже есть договоренность? – не отпуская меня, интересуется Давид у своего друга.

– Ага. Ждут уже, – буркнул Артур с переднего сиденья.

И я вновь почувствовала в его голосе отчуждение и неприязнь. Не любит он меня. Видимо считает помехой.

– Давид, – я поднимаю взгляд на него.

– Да, моя люб… милая, – а у меня аж дыхание перехватило.

И я кожей почувствовала, как в машине стало невыносимо душно и точка накала достигла максимума.

– Я… , – прохрипела я, потому как поняла, что именно я должна разорвать затянувшееся молчание, – … ничего. Я передумала.