А во второй раз Степа допустил промашку уже сегодня, когда в своих рассуждениях пришел к выводу, что целью тайного врага было проникновение в монастырь и он не пойдет в Москву, а продолжит свою подрывную деятельность в рядах монастырского ополчения. Вне всякого сомнения, лазутчик такого калибра, как Кудеяр, был изначально нацелен своими хозяевами именно на столицу! И вот он, как и следовало ожидать, сбежал из рядов ополчения и направился в Москву.

Степа рывком вскочил на ноги:

— Извини, сотник, я ж совсем забыл, тебя заслушавшись, что от монастырской братии у меня имеется в Москве поручение и мне надо срочно скакать в город!

Не дожидаясь ответа от удивленного таким поворотом событий сотника, Степа бросился к выпасу, на котором находились стреноженные лошади их полка. Но внезапно он остановился, повернулся к ветерану и произнес весомо и сурово, словно отдавая приказ:

— Господин сотник, прошу тебя, присматривай особо за теми разбойниками, что пришли в монастырь с атаманом Чеканом. Может, они и по зову души ополчились на защиту отечества, но все же не поворачивайся к ним спиной. А вместо себя я к тебе приставлю пограничного стража, Ванятку. Ему верю.

Сотник несколько секунд пристально глядел в глаза стражнику, затем поднялся, ответил по-военному коротко и веско:

— Все понял, братец. Учту.

Степа со всех ног бросился к своему коню, привычно придерживая на бегу левой рукой висевшую на поясе боевую казацкую саблю. Быстро и сноровисто освободив от пут и оседлав коня, стражник взлетел в седло и поскакал к кострам, возле которых трапезничали ратники. Не заезжая в стан и не спешиваясь, Степа окликнул Ванятку и, когда тот подбежал к нему, вполголоса в нескольких словах объяснил обстановку и поставил задачу: охранять сотника от удара в спину. Убедившись, что пограничник все понял и готов исполнять его поручение, Степа пришпорил коня. Бешеным галопом промчался он через ратный стан сторожевого полка, направляясь в московское предместье, в одной из улиц которого скрылся четверть часа назад разбойничий атаман, он же монастырский ополченец Чекан, он же боярский сын Кудеяр Тишенков, перебежчик и предатель, засланный своими хозяевами-турками в стольный град для ударов в спину русскому войску. Устремившись в погоню, Степа не заметил, да и в любом случае не смог бы заметить, что в этот вечер ряды монастырского ополчения тайно покинул, направившись вслед за Чеканом в столицу, еще один человек, также вызвавший в свое время у стражника смутные подозрения.

Теплый майский вечер благоухал ароматом цветущих яблонь. Они вновь сидели втроем в саду, в том же укромном уголке, за вкопанным в землю старым добрым столом, и по очереди рассказывали друг другу о том, что произошло с каждым за год разлуки. Рассказы эти не были плавными и последовательными, они часто перескакивали с одного на другое, то возвращаясь в самое начало, то подробно описывая самые последние дни. Михась довольно долго говорил об отшельнике, отце Серафиме, но почему-то лишь вскользь упомянул об Анюте и ни слова не сказал ни о том, как учил ее рукопашному бою, ни о том, как почти целый месяц жил с ней вдвоем в ее избенке. Он опустил все эти подробности, сам толком не понимая почему. Просто ему не хотелось об этом говорить именно сейчас, глядя в сияющие счастьем глаза своей невесты. Катька, почувствовав какую-то недосказанность в повествовании брата, хотела было вернуться к некоторым эпизодам, но Михась принялся описывать сражение на Оке-реке и свою почти сказочную встречу с Разиком в самый критический момент боя. А потом он сам стал задавать вопросы, и Джоана, перейдя на английский, в ярких красках описала, как тот же Разик неожиданно явился к ней в замок, причем тоже весьма своевременно, и защитил ее от домогательств одного негодяя, сэра Томаса. Разик в беседах с Михасем уже упоминал об этом, но, конечно же, не так живописно, как Джоана. Потом Катька, смеясь, рассказала про первое знакомство леди Джоаны с русской баней. И сразу же, перейдя на серьезный тон, поведала Михасю, как мужественно и находчиво его замечательная невеста помогала лешим спасти из лап самого Малюты Скуратова молодого пограничника, прискакавшего в столицу с Засечной черты с вестью о готовящемся набеге. Михась опустился на колени перед Джоаной и принялся целовать ей руки.

Катьке уже изрядно поднадоели эти почти непрерывные лобзания. «Они что, не нацеловались за те почти шесть часов, которые провели вдвоем в моей, между прочим, светелке?» — с легким раздражением подумала девушка и, чтобы отвлечь влюбленных от их занятия, с лукавой улыбкой произнесла вслух:

— Ты, братец, я смотрю, хочешь после столь долгой разлуки отделаться от невесты одними лишь поцелуями? Не выйдет! Где, например, дорогие подарки к свадьбе? Год пропадал незнамо где, а к радостной встрече совсем не подготовился. Мог бы, кстати, и родной сестре подарочек припасти. Давай дари что-нибудь! Раз ты успел повоевать, значит, должны быть трофеи!

Михась сперва растерялся, приняв ее высказывание за чистую монету. Но Джоана, поняв, что подруга, разумеется, шутит, первая засмеялась и воскликнула:

— Вот он, самый драгоценный подарок! — и обняла жениха.

— Ну, это для тебя такая драгоценность, — притворно надулась Катька. — А для меня можно и что-нибудь подешевле: платок али перстенек!

Внезапно Михась хлопнул себя по лбу и произнес обрадованно:

— Катюха, сестренка, а ведь есть у меня для тебя подарок-то!

Михась сорвался с места и помчался в конюшни, где осталось его седло с чересседельными сумками. Вскоре он вернулся, пряча правую руку за спиной:

— Угадай с трех раз, сестренка, что я тебе подарю!

— Шубу соболью, сундук с перлами, фонтан с лебедями! — скороговоркой протараторила Катька. — Угадала?

— Конечно!

Михась вынул руку из-за спины и протянул ей персидский кинжал.

— Ну надо же! Спасибо, братик, — растроганно произнесла Катька, на сей раз совершенно искренне.

— Она у нас девушка необычная, любит не кольца и серьги, а ножи и кинжалы, — пояснил Михась, обращаясь к Джоане.

— Я уже успела это заметить, — улыбнулась Джоана.

Между тем Катька вынула кинжал из ножен, взвесила на ладони, перевела из руки в руку, сменила прямой хват на обратный.

— Клинок неплохой, — прокомментировала она свои впечатления. — Рукоятка удобная, хотя в обратку хват похуже, чем впрямую. И набалдашник забавный.

Михась, у которого ранее не было времени особо рассматривать кинжал, с любопытством взглянул на набалдашник. Он был сделан в виде лысой головы с надутыми щеками и высунутым языком.

— Действительно, занятная вещь, — сказала Джоана, также принимавшая участие в осмотре интересного образца холодного оружия.

— Хочешь, милая, я и тебе подарю точно такой же? — нежно обратился к невесте Михась.

— Сколько же их у тебя? — удивилась Катька.

— Три.

— Три?! И зачем они тебе? Где ты их взял? Неужто и вправду готовил подарки?