Обложка издания романа «Дерево растет в Бруклине» для Вооруженных сил США

Писательницы, придумавшие Джо Марч, Энн Ширли и Фрэнси Нолан, выполняли социальную миссию по созданию вымышленных ролевых моделей – девочек, неравнодушных к окружающему миру. Вспомните, как тесно забота и неравнодушное отношение связаны с понятием любопытства, и вы тут же поймете, что все наши любопытные героини не просто отважные бунтарки, но и девушки с добрым и сострадательным сердцем. Желание Фрэнси стать писательницей уже никому не удастся подавить. Даже когда мама замечает, что Корнелиус Джон Нолан (полное имя Нили, брата Фрэнси) – это «подходящее имя для хирурга», но не говорит дочери, что Мэри Фрэнсис Кэтрин Нолан – «подходящее имя для писательницы», она и не думает сдаваться. Как дерево, которое растет в Бруклине, ее страсть живет: ничто не может ее уничтожить. В конце мы узнаем мысли Фрэнси о своем писательском будущем: «Но теперь она немного лучше понимает Бога. Она уверена, что Он не будет против того, чтобы она начала писать снова».

Литературный опыт и травмирующие переживания: дневник Анны Франк

И Олкотт, и Монтгомери, и Смит – все они пережили травмы, связанные с войной. Гражданская война в США упоминается в «Маленьких женщинах» лишь вскользь, но сама Олкотт служила военной медсестрой и всю жизнь страдала от последствий болезни (и отравления ртутью, входившей в состав лекарства от нее), которой заразилась во время службы. Монтгомери сочиняла серию книг об Энн в годы Первой мировой, а после окончания войны жизнь писательницы пошла под откос: ее муж-священник впал в глубокую депрессию из-за того, что в военное время был вынужден исполнять роль вербовщика и убеждать молодых людей идти в армию, а лучшая подруга умерла от испанки в 1919 г. Бетти Смит опубликовала «Дерево растет в Бруклине» в 1943 г., всего через два года после того, как США объявили войну Японии и вступили во Вторую мировую. Ее книга стала одним из специальных карманных изданий для Вооруженных сил США, которые выдавали солдатам перед отправкой на фронт: Смит получала больше читательских писем от военных, чем от гражданских. Всем трем женщинам пришлось непросто. Однако две из них оставались в относительной безопасности в тылу, а третья пусть и перенесла тяготы войны, но не в таких масштабах, как солдаты и мирные жители, оказавшиеся непосредственно в зоне боевых действий.

Примерно в то же время, когда Бетти Смит вносила последние правки в свой роман «Дерево растет в Бруклине», Анна Франк, девочка из благополучной семьи амстердамских евреев, была вынуждена скрываться с родителями и сестрой, чтобы избежать ареста и отправки в концлагерь. Голландские вооруженные силы капитулировали перед нацистами 15 мая 1940 г., всего через день после бомбардировки Роттердама. Нидерланды находились под немецкой оккупацией до конца войны. Любой, кто читает Het Achterhuis («Убежище») Анны Франк (дословно – «В задней части дома»: так девочка сама назвала свой дневник, который вела в убежище, устроенном в здании фирмы «Опекта», где до войны работал ее отец), не может не задумываться о страшных обстоятельствах ее гибели: о рейде на потайное жилище семьи Франк, совершенном утром 4 августа 1944 г. гестаповцами и сотрудниками голландской тайной полиции, о допросах в РСХА, отправке в лагерь Вестерброк, затем в Освенцим и, наконец, в Берген-Бельзен, где Анна умерла от тифа.

Мы знаем Анну Франк по ее дневниковым записям, которые она заносила сначала в альбом для автографов с обложкой в красно-серо-бежевую клетку и маленьким замочком, а потом в школьные тетради. В своих первых записях, датированных июнем 1942 г., она радостно перечисляет подарки, которые получила на день рождения (среди них голубая блузка, настольная игра, головоломка, баночка крема и розы), затем язвительно описывает одноклассников, но вскоре переходит к перечислению множества ограничений, наложенных на голландских евреев. В этой книге банальности повседневной жизни идут рука об руку с немыслимыми ужасами. Менее чем через месяц после первых описанных событий, 8 июля, Анна признается: «Столько всего случилось, как будто земля вдруг перевернулась!» В конце этой записи она рассказывает, как ее семья попрощалась с местом, которое считала своим домом: «Неубранные постели, остатки завтрака на столе, фунт мяса для кошки на кухне – все это производило впечатление, будто мы бежали, сломя голову… Мы хотели уйти, только уйти и благополучно добраться до места, больше ничего». Это место обеспечило семье Франк безопасность на два года и один месяц. Затем на них устроили облаву (согласно одной версии, ныне опровергнутой, – по доносу нового заведующего складом «Опекты», нанятого взамен заболевшего проверенного сотрудника){263}.

В начале своего дневника Анна Франк выражает бурную радость по поводу того, что у нее, наконец, появился собеседник, которому можно доверить свои тайны. «Надеюсь, что ты будешь для меня большой поддержкой», – пишет она в свой день рождения, когда и нашла этот альбом для автографов среди других подарков на столе. Сперва воображаемый адресат дневника (девочка по имени Китти), который вскоре в нем появился, становится для нее близким человеком: она мечтала о такой собеседнице, но не смогла ее найти ни в сестре, ни в матери, ни в школьных подружках. Но со временем Анна начинает воспринимать ведение дневника как миссию. 29 марта 1944 г. она услышала выступление по радио голландского министра образования, искусства и науки Геррита Болькештейна (правительство Голландии во времена нацистской оккупации находилось в изгнании в Англии и было известно как «лондонский кабинет»). Тот призывал граждан своей страны собирать «обычные документы: дневник, письма… простые повседневные материалы» для архива, в котором будут отражены страдания мирного населения в нацистской оккупации.

Анна начала перерабатывать свой дневник в надежде, что люди прочтут его и узнают, каково было в Убежище и что пережила ее семья, – хотя сама она слабо верила в то, что ее записи когда-нибудь станут достоянием общественности. Она переписала свои отредактированные старые записи на 324 отдельных листа цветной бумаги и при этом продолжала делать новые. Она мечтала, что ее дневник когда-нибудь опубликуют, и даже придумала для него название «В задней части дома», которое звучало бы загадочно и интригующе. Правда, американский издатель ее дневника решил назвать его иначе – «Дневник девочки».

Одним из ранних увлечений Анны был Голливуд, и она с благоговением оклеивала стены своей комнаты фотографиями кинозвезд. Но вскоре она стала мечтать о славе иного рода: о бессмертии, которого можно достичь на литературном поприще. Вместе с тем она также прекрасно осознавала, что писательство дает огромные возможности для самовыражения. «А если у меня нет таланта, чтобы писать книги или газетные статьи, – рассуждала она в дневнике, – ну что ж, тогда я буду писать для себя… я хочу продолжать жить и после смерти. И потому я благодарю Бога за то, что он дал мне врожденную способность развивать свой ум и душу и дал способность писать, то есть выражать все, что во мне есть»{264}. Как это далеко от того бессмертия, которого герои вроде Ахиллеса искали на ратном поле! Дневник «спасал ее от одиночества и не давал ей сойти с ума», отмечал американский писатель, лауреат Пулитцеровской премии Филип Рот, сам мастер «автофикшн»{265}. Анна, которая называла себя «болтушкой» и говорила все, что приходит на ум, временами была вынуждена сдерживать себя, чтобы избежать резкого осуждения и обидных замечаний старших родственников. Дневник давал ей возможность безнаказанно выговориться.

«Одна из самых интересных фигур Второй мировой войны – вовсе не героический боец и не мировой лидер», – написала в 2019 г. Катерина Папатанасиу, журналистка и основательница The Vale Magazine{266}. Анна Франк приобрела почти такую же известность, как руководители стран антигитлеровской коалиции, хотя мало кто назвал бы ее героиней – для большинства она была, скорее, жертвой, мученицей или святой. Нидерландский писатель и историк Иэн Бурума называет ее «еврейской святой Урсулой» и «голландской Жанной д'Арк»{267}. Филип Рот считал ее тексты гениальными и так охарактеризовал ее в своем романе «Призрак писателя» (где представил альтернативную историю ее жизни): «Она будто пылкая младшая сестра Кафки, его потерявшаяся дочка». Но (как и многие писательницы до нее – женщины, превосходившие ее по возрасту, хотя, возможно, не по мудрости) Анна Франк стала героиней не благодаря тому, что убивала врагов, а благодаря словам и историям: она использовала их не только как психотерапевтическую отдушину для себя самой, но и