Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я так и знал, что вы скажете нечто подобное.
– Постойте-ка… – проговорила Этта, внезапно пораженная другой мыслью. – Боже мой… А Айронвуд не станет преследовать вас за то, что вы путешествуете?
После несчастного случая с его единокровным братом Николасу запретили путешествовать – сослали, как он выразился, – и она не думала, что это останется незамеченным.
– Мой страх за вас превышает мой страх перед ним, – просто сказал он. – Разве я вам не говорил? Если вы уйдете, я пойду следом.
Стоило ли пытаться уйти одной, зная, что я дойду до края земли, чтобы привести вас обратно? Отголоски этих невысказанных слов витали между ними. Сверху слетело облако пепла. Не задумываясь, Этта протянула руку и смахнула крупинки с его волос. Он закрыл глаза, склонив голову, потянувшись ей навстречу ровно настолько, чтобы ее рука задрожала.
– Вы знаете, что в письме… которое написала ваша мать. И не доверяете мне… – начал он. – Вы ведь считаете меня одним из них?
– Нет! – выпалила она. Он согласился работать на Сайруса, привезти ее в Нью-Йорк, но он стоял в стороне от них, разве не так? Они его сильно обидели, верно?
– Считаете, – печально вздохнул он. – После всего, что я вам рассказал?
Этта опустила голову, прижавшись спиной к стене. Он понимал ее с одного взгляда, правда? Но она хотела сказать ему это; она хотела, чтобы он понял, что она не просто безрассудная идиотка. Она хотела, чтобы он встал на ее сторону.
Хотела узнать, что он знал об Айронвудах. О путешествиях. Но как же это было корыстно: уговорить его идти с нею… а потом оставить одного разбираться с последствиями?
– Я могу вам доверять? – спросила Этта. – Вы мне доверитесь?
Николас коротко кивнул.
Она глубоко вдохнула.
– Я знаю, как прочитать это письмо, – призналась она. – И думаю, что старик нам лжет или, по крайней мере, не открывает полной правды.
Его губы приоткрылись – единственная трещина на непроницаемой маске. Она удивила его.
– Почему вы так решили?
– Моя мать – не воровка! – горячо воскликнула Этта. – Меня не волнует, что он говорит. Думаю, эта астролябия принадлежала Линденам. – Ее семье… уменьшившейся до них с мамой. – Они, по крайней мере мама, чувствовали ответственность за ее защиту.
– Возможно, астролябия действительно принадлежала им, – поразмыслив, допустил Николас. – Если я правильно понял Джулиана, у каждой из четырех семей – Айронвудов, Жакаранд, Линденов и Хемлоков – когда-то была астролябия, но три потерялись или были уничтожены не одно столетие назад. Айронвуд считает, что раз он великий магистр всех этих семей, то все они принадлежат ему, независимо от первоначального владельца.
Этта кивнула, гадая, что еще украли у ее семьи – какие реликвии, тайны, какая история была перекачена в клан Айронвудов. Возможно, мама смогла бы ей рассказать.
Возможно, вместе они бы смогли что-то вернуть.
После того как ты перехитришь старика, спасешь маму и Элис и выступишь с дебютом в следующем месяце.
– А это письмо… она, должно быть, знала, что что-то случится, – иначе зачем было его писать? – заметила Этта.
Николас уперся руками в колени.
– Сможете спросить, когда мы вернем Айронвуду астролябию и он ее освободит.
Этта моргнула:
– Вы хотите пойти со мной?
Она заметила промелькнувшую на его лице вспышку сильного чувства, но не смогла его разобрать. Он отвел взгляд. И несколько секунд спустя усмехнулся:
– Да разве ж совесть позволит мне отпустить вас одну… Вижу по вашему лицу, что вы недовольны, но у меня за плечами опыт многих лет путешествий. Вы же только начали. Нуждаться в помощи или защитнике – не слабость.
– Мне не нужен защитник, – возразила Этта. – Мне нужен напарник.
Взгляд Николаса скользил по развалинам вокруг них, по мерцающей стене света – входу в проход, – но когда она заговорила, их глаза встретились. Его губы приоткрылись, словно предложение застало его врасплох.
– На каких… условиях?
«Вы же путешествовали с Джулианом?» – хотелось спросить ей. Но… София говорила о нем не более как о слуге Джулиана, камердинере; и хотя сначала Этта списала это на жестокость и пренебрежение девушки, теперь доказательство было прямо у нее перед глазами. Ее сердце раскалывалось снова и снова – от осознания того, какую роль они ему отводили, и от того, что он думал, с нею будет то же самое.
– Мы держимся друг за друга, – сказала она. – Вы зовете меня Эттой. И у нас нет секретов. – Кроме того, конечно, что она никогда не отдаст астролябию Айронвуду, если это будет в ее власти. – И…
– Мы оба продолжим презирать Айронвуда?
Она улыбнулась, даже когда сомнения начали затуманивать ее разум.
Что, если возвращение – единственный способ уберечь Николаса от возмездия?
Она не могла думать об этом сейчас – сперва надо найти астролябию, если им вообще суждено ее найти. Но, принимая его помощь, она не могла не задумываться о последствиях. Он рисковал навлечь гнев старика.
Словно бы прочитав ее мысли, он тихо сказал:
– Это мой выбор. То, что я делаю, я решаю сам.
– Хорошо. – Невидимая струна, плотно обмотавшаяся вокруг ее сердца, ослабла. – Прежде чем мы поймем, куда направляться, вы хоть представляете, где мы?
Бесстрастно взглянув на нее, он поднялся на колени.
– Немного отвлекся при виде вас, лежавшей в луже собственной крови.
– Ни в какой не луже! – возмутилась она, потирая отекшую щеку.
– Не кипятитесь, – сказал он, пробегая пальцем по ссадинам. Она не дышала, пока он не отвел руку.
– Теперь вы выглядите настоящей пираткой, – сказало он ей с тихой полуулыбкой. – Но мне нужно раздобыть одежду и припасы. Ничего, если я оставлю вас здесь на пару минут? Я ненадолго, обещаю.
Этта открыла наспех собранную сумку и рылась в ней, пока руки не сомкнулись на бархатном мешочке с золотом. Девушка протянула его Николасу.
– Моя мама не воровка, чего нельзя сказать обо мне.
– Всего лишь компенсация, – одобрил он, взвешивая мешочек на ладони, – учитывая, что они вам сделали.
Этта смотрела, как Николас устремился к разбомбленным витринам магазина, встретилась с ним взглядом, когда он в последний раз обернулся через плечо, и сердито махнула, чтобы поторапливался. Эхо его усмешки поселилось в ней, словно глоток теплого чая.
Она снова огляделась, с трудом поднимаясь на ноги. Стена позади нее стояла достаточно крепко, чтобы опираться на нее, пока она шла по кучам стекла и мокрого обгорелого дерева. Вывески были на английском, а по запаху и обстановке она по крайней мере могла определить, что здесь был пожар.