В тот день я не вышла к ребятам из команд. Нетрудно было догадаться, что пороха для возмущения у них хватит на весь вечер. Пожаловавшись на головную боль, я попросила Лизу обслужить ребят, а сама пошла в свой маленький кабинет за кухней, где всегда занималась счетами постояльцев. Я сидела там и разглядывала бухгалтерские книги, счета в них отражали историю нашего отеля. Гроссбухи с сорок шестого по шестидесятый год были в толстых переплетах, их широкие корешки говорили о популярности отеля Сильвер-Бей. Изредка я открывала их и разглядывала похожие на пергамент счета за говядину, импортный бренди и сигары – это обычно заказывали, когда хотели отметить хороший улов. Мой отец сохранял все чеки до единого, эта привычка передалась и мне. В те времена в море водилось много рыбы, в холле всегда звучал смех и жизнь была простой. Главной заботой было, как отпраздновать конец войны и наступившее за ней процветание.

Корешок книги за последний год был полдюйма или даже меньше. Я провела рукой по ряду бухгалтерских книг в кожаных переплетах, кончиками пальцев улавливая их все уменьшающийся объем. Потом посмотрела на свадебную фотографию родителей: очень серьезные и торжественные, они глядели на меня сверху вниз. Мне стало интересно, что бы они сказали по поводу положения, в котором я оказалась. Нино сказал, что, возможно, у меня получится продать отель людям из гостиничного комплекса, сказал, что с хорошим посредником я могу поднять хорошую сумму и, возможно, этого хватит для нового старта. Но я была слишком стара для охоты за недвижимостью и для того, чтобы заталкивать остатки моей жизни в какое-нибудь похожее на коробку бунгало. Я не хотела спрашивать дорогу к новым медицинским центрам и супермаркетам, не хотела заводить вежливые разговоры с новыми соседями. Моя жизнь была в этих стенах, среди этих книг. Все, что когда-то имело значение в моей жизни, было здесь, в Сильвер-Бей. Я смотрела на бухгалтерские книги и понимала, что этот дом нужен мне гораздо больше, чем я думала.

Я не любительница выпить, но в тот вечер я достала из отцовского стола старую серебряную фляжку и позволила себе глоток виски.

Примерно в четверть одиннадцатого в дверь постучала Лиза.

– Как голова? – спросила она, прикрывая за собой дверь.

– Хорошо.

Я закрыла бухгалтерскую книгу, понадеявшись, что Лиза решит, будто я работала. Голова не болела, а вот мне было плохо, я чувствовала слабость во всем теле.

– Только что пришел Майк Дормер и сразу поднялся наверх. Он ведет себя так, будто никуда не собирается. Я думала, ты уже с ним поговорила.

– Поговорила, сказала, что он может остаться, – тихо ответила я, поднимаясь из-за стола, и поставила книгу на полку.

– Что ты ему сказала?

– Ты слышала.

– Но почему? Мы не хотим, чтобы он был среди нас.

Я не смотрела на Лизу, это было необязательно – по ее дрожащему голосу я поняла, что она наверняка покраснела от злости.

– Он заплатил до конца месяца.

– Так верни ему деньги.

– Ты думаешь, я могу позволить себе разбрасываться такими деньгами? – резко спросила я. – Я беру с него в три раза больше, чем с любого другого постояльца.

– Дело не в деньгах, Кэтлин.

– Нет, Лиза. Дело именно в деньгах. Теперь нам будет нужен каждый пенни, а это значит, что любой, кто захочет у меня остановиться, получит радушный прием, даже если от одного его вида у меня будет сворачиваться кровь.

Лиза была в шоке.

– Но ты подумай о том, что он сделал, – сказала она.

– Двести пятьдесят долларов за ночь, Лиза, вот о чем я думаю. Плюс за питание его подруги. Ты скажи мне, как еще мы можем заработать такие деньги?

– Команды преследователей. Они приходят каждый вечер.

– И сколько, по-твоему, они мне приносят? Пару центов с каждой бутылки пива. Доллар или около того за еду. Ты действительно считаешь, что я могу заработать настоящие деньги, когда прекрасно знаю, что половина из них живет на бесплатном печенье? Ради бога, Лиза, ты разве не замечала, что у Йоши через раз вообще нет денег, чтобы с нами расплатиться?

– Но он собирается уничтожить нас. А ты хочешь позволить ему рассиживать в твоей лучшей комнате, пока все это происходит.

– Что сделано, то сделано, Лиза. Есть будущее у этого отеля или нет – это уже не в нашей власти. Сейчас для нас главное – заработать как можно больше, пока еще есть такая возможность.

– И плевать на принципы?

– Мы не можем позволить себе принципы, Лиза. Это реальность. Не можем, если хотим, чтобы Ханна ходила в школу.

Я понимала, о чем говорит Лиза, просто ни она, ни я не могли произнести это вслух. Как я могла по доброй воле принять человека, который разбил ей сердце? Как могла допустить, чтобы она страдала, глядя на то, как он и его девушка, выставляя напоказ свои отношения, ходят по нашему дому?

Мы испепеляли друг друга взглядом. Мне стало трудно дышать, и я, чтобы успокоиться, выставила вперед руку. Лиза от боли и возмущения крепко сжала губы.

– Знаешь что, Кэтлин? Иногда я тебя совсем не понимаю.

– Что ж, ты и не должна меня понимать, – вежливо ответила я, смахивая несуществующие крошки со стола. – Ты занимайся своим делом, а я буду заниматься своим отелем.

Не припоминаю, чтобы мы хоть раз поругались за все пять лет, что она жила в Сильвер-Бей, так что, думаю, тогда эта сцена потрясла нас обеих. Я чувствовала, что меня зовет отцовская фляжка, но я бы не стала доставать ее при Лизе. Мне не хотелось, чтобы она последовала моему примеру и напилась, после чего могло произойти катастрофическое «свидание» с Грэгом.

В итоге она резко развернулась и, не сказав больше ни слова, ушла.

Я заставила себя промолчать. Я не могла сказать ей, что в действительности стоит за моим решением, потому что знала: она это не примет и плохо среагирует даже на малейшее предположение о том, что, как я подозревала, было правдой. Дело было не только в деньгах. Дело было в том, что я больше, чем другие, понимала, как этот молодой человек попал в такую ситуацию. И что еще важнее – наживка. Несмотря на все, что произошло, я нутром чувствовала: пока Майк Дормер остается с нами, у нас есть шанс на выживание.

Обычно люди, выгуливающие собак, останавливались, чтобы помахать мне рукой. Я успел привыкнуть к нашим маленьким проявлениям вежливости по утрам и стал ловить себя на том, что высматриваю знакомые лица. Но однажды утром они меня не узнали. «Возможно, это из-за слишком низко натянутой шапочки», – подумал я. И только на следующее утро, когда я приветственно поднял руку, а они отвернулись, до меня дошло, что я стал врагом общества номер один.

Это распространилось и на местный гараж, когда я подъехал туда заправиться, и на кассу в супермаркете. И на небольшое кафе морепродуктов возле пристани, куда я зашел выпить чашечку кофе, – там на то, чтобы ко мне наконец подошли, потребовалось сорок минут ожидания и несколько напоминаний.