При рассмотрении в Государственной думе законопроекта о порядке призыва ратников было высказано пожелание о переосвидетельствовании всех лиц, признанных негодными к исполнению воинской повинности. Министерство внутренних дел нашло это предложение полезным, в том числе «в видах успокоения общественного мнения»[448]. Министерство внутренних дел по соглашению с военным ведомством разработало ряд правил, одобренных Советом министров 27 октября 1915 г. Эти правила должны были стать основой для специального закона. В то же время массовое переосвидетельствование, начавшееся осенью 1915 г., вызвало панику в рабочей среде: многие рабочие частных предприятий срочно начали переводиться в казенные или переезжать в другие губернии, чтобы прекратить свои «дела»[449].

В некоторых местностях необоснованные освобождения от службы получала половина прошедших медицинское освидетельствование. Так, в Саратове с августа 1914 г. по 20 июля 1915‐го воинским присутствием было переосвидетельствовано запасных и ратников, по частным жалобам на неправильное освобождение от службы, 285 человек, и было признано из них годными к службе 142, т. е. ровно половина[450]. При этом всего по Саратовской губернии было определено на переосвидетельствование 25 000 человек. Сложность организации процесса переосвидетельствования обусловливалась тем, что никакого учета белобилетников не велось, поэтому агентурные сведения и доносы соседей оставались главным источником информации для властей. С этой целью в газетах печатались объявления с призывом к местному населению сообщать об известных случаях уклонения от службы, что вызывало шквал анонимок. Сам процесс переосвидетельствования растягивался на неопределенное время. Комиссия по поверке призыва 20 ноября 1915 г. направила рапорт начальнику мобилизационного отдела главного управления Генерального штаба, в котором высказала необходимость подвергнуть переосвидетельствованию 41 человека. Дело затянулось до марта 1916 г. и в результате из 41 белобилетника 24 были признаны годными к службе, 11 годными в ополчение 2‐го разряда и 5 признаны навсегда негодными[451].

Следует заметить, что 50 % незаконно освобожденных от службы — это скорее исключение из правила. Общей статистики по России, по-видимому, нет, однако можно найти примеры куда меньшего злоупотребления полномочиями сотрудниками призывных комиссий. Как правило, подозрение вызывали отдельные участки, дававшие наибольшее количество освобожденных. В Петрограде выделялся 4‐й участок Нарвской части, по которому на начало декабря 1915 г. вызывал подозрение 191 человек, получивший освобождение. По результатам проверки оказалось, что без должных оснований в нем от службы были освобождены чуть более 20 %. В уездном городе Луга воинским начальником были освобождены 204 человека, и при перепроверке лишь 10 были признаны годными, а 85 получили отсрочку от призыва для поправки здоровья. Согласилась с освобождением Комиссия лишь в отношении 109 человек[452]. Конечно, приведенные цифры не позволяют выстроить полную картину уклонения от службы по медицинским показаниям, однако в какой-то мере объясняют высокую явку на призывные пункты: призывники стремились пройти медицинское освидетельствование и получить незаконное освобождение от призыва, что является одним из контраргументов тезиса об исключительном всеобщем патриотическом настрое мобилизованных.

Мобилизация, начавшаяся для крестьян в разгар сельскохозяйственных работ, предполагавшая реквизицию лошадей и скота, вызывала не только критику власти, но и череду социальных и этнических конфликтов. В некоторых анонимках содержались достаточно точные данные о процедуре получения белого билета, включая существовавшие расценки. Так, стоимость полного освобождения от воинской службы у врача колебалась от 400 до 500 рублей. Естественно, что позволить себе такую сумму могли лишь состоятельные граждане, учитывая, что средний годовой доход рабочего был около 320 рублей. Неудивительно, что в обществе усиливалась социальная напряженность, росла ксенофобия. Лужский мещанин Иван Игнатьев сообщал председателю Комиссии по поверке запасных и ратников ополчения: «Я заявляю Вашему Высокопревосходительству, что у нас находится один еврей, владелец часового магазина Генрих Минкович, проживающий в г. Луге по Успенской улице в д. № 2. Я знаю, что его не по закону освободили от военной службы. Прошу Вас освидетельствовать его, по какой статье его освободили от военной службы. У нас в городе ходят слухи, что он освобожден за деньги и он однажды сам говорил мне, что пусть служат те, кому надо, но я не дурак служить теперешнее время за даром и лезть под немецкие пули, пусть воюют русские, а наш брат еврей пусть погуляет за их здоровье. Это он говорил, когда был пьяный, но как не обидно нашему русскому человеку слышать такие слова от паршивого жида»[453]. Начавшаяся в отношении Генриха Минковича проверка установила, что освобожден от службы он был правильно.

Подозревали в уклонении от службы далеко не одних евреев. Некий аноним за подписью «местный» доносил на своего знакомого: «Прошу Ваше Превосходительство сделать соответствующее распоряжение о вызове на переосвидетельствование ратника 2‐го разряда призыва 1913 г., дворянина Михаила Семеновича Павловича, призывавшего по первой мобилизации в сентябре прошлого года в г. Ямбурге и освобожденного безусловно неправильно. Он вполне здоровый человек и освобожден лишь благодаря тому, что является владельцем богатого имения в Ямбургском уезде, а также хорошо знаком с уездными врачами»[454]. Из-за анонимных заявлений сын владельца петроградской гостиницы «Маяк» (в доносе гостиница называлась притоном) белобилетник Александр Чистяков (писали, что он хвастается, что за деньги и здорового можно признать больным) вынужден был три раза проходить освидетельствование; все три раза подтвердили его непригодность к воинской службе[455]. Некоторые белобилетники поступали на службу на предприятия, работавшие на оборону, чем вызывали подозрения своих односельчан[456].

В качестве альтернативы покупки белого билета нижними чинами из бедных слоев общества рассматривались самопоранение (самострельство, отрубание пальцев, впрыскивание под кожу растворов карболовой или азотной кислоты и др.), а также дезертирство. Иногда военнообязанные вместо себя на медицинское освидетельствование отправляли больных людей, которые для них получали освобождения от службы[457].