– Смогу, – улыбнулась Герда. – И спасибо вам за заботу, Сигрид. Могу ли я предложить и вам некую сумму для компенсации материальных потерь?

– То есть не за дружбу? – прищурилась травница.

– За дружбу не платят, – покачала головой Герда. – Но вы наверняка понесли убытки…

– Пятьдесят золотых? – осторожно спросила женщина.

– Сто, – с улыбкой ответила Герда. – И мы больше не будем возвращаться к этому вопросу…

Женщина улыбнулась в ответ и ушла, а Герда заперлась в своей опочивальне, достала из сундука маленькую серебряную фляжку и серебряный стаканчик размером с наперсток для крупной руки, трубку из можжевельника и кисет с табаком. Пока набивала трубку, пока раскуривала ее от огонька, возникшего по ее желанию на указательном пальце, старалась не думать о ночном нападении, но когда налила себе в «наперсток» толику виноградного бренди, который привозят в Новгород из-за моря, плотина рухнула, и мысли, одна ужаснее другой, хлынули ей в голову.

Мог ли Иван подослать к ней убийц? Вот был главный вопрос, на который ей нужно было найти ответ. Все остальные вопросы выеденного яйца не стоили. Потому что, если мог, значит, она не просто раззява, упустившая свой шанс, но и дура, не увидевшая в своем кавалере законченного подлеца. А если не мог, а она все-таки ему не поверит, это будет означать, что дрянь она. Час времени, полпинты бренди и две трубки – вот и все, что потребовалось Герде, чтобы решить, что Иван к ночному происшествию отношения не имел.

Несколько позже, уже в вечерних сумерках, гонец из Великокняжеского терема доставил письмо от князя Ивана. Странно, но он то ли не знал о случившемся, то ли решил оставить этот инцидент без внимания, – то, о чем не говорят, вроде как не существует, – но писал Иван только о своих чувствах, переживаниях и «тяжелых мыслях» и спрашивал разрешения посетить Герду в Полоцком подворье. Приглашал приехать в Великокняжеский терем. Вполне убедительно доказывал, что без того, чтобы объясниться с глазу на глаз – а то и втроем, если таково будет ее желание, – ничего путного ни у кого из них троих не получится, «и так уже вся жизнь пошла наперекосяк».

«Наверное, я действительно должна к нему поехать, – Герда не хотела принимать решение так быстро, медлила, откладывала, но от судьбы не уйдешь. – Не сегодня, но завтра с утра… Поехать все равно придется. В конце концов, от того, что я оттягиваю неизбежное, ничего уже не изменится».

Приняв это промежуточное решение, Герда написала Ивану короткую записку, в которой сообщала, что приедет в Великокняжеский терем завтра с утра, и вышла из опочивальни, чтобы передать послание ожидавшему ответа гонцу. Но там ее перехватила Тильда.

– На два слова, ваше высочество!

Прозвучало многозначительно, поскольку они с Тильдой давно уже перешли на «ты», а мальчишка-гонец явно не та публика, перед которой нужно демонстрировать официоз.

– Жди здесь, – бросила Герда гонцу и вернулась в комнату, но уже вместе с Тильдой.

– Что-то случилось?

– Скорее да, чем нет, – криво усмехнулась наемница. – По городу распространился слух, что Иван послал своих гридней, чтобы тебя убить.

– Не думаю, что это так, – поморщилась Герда, которой не хотелось возвращаться к этой болезненной для нее теме.

– Дело не в том, что думаешь ты, Герда, а в том, что думают новгородцы, – возразила Тильда.

– О чем же они думают? – насторожилась Герда.

– Они думают, что Иван неблагодарный мужик.

– Но он же их князь!

– Это Новгород, – пожала плечами Тильда. – Мне Неревина объяснила, что власть князей ограничена народным волеизъявлением. Если вече решит, что князь не люб, ему не править.

– Что такое вече? – Герда еще не совсем разобралась в том, что пытается сказать ей Тильда, но уже начинала улавливать причину ее озабоченности.

– Вече – это народное собрание, – объяснила Тильда. – Объявить его непросто, но в ночь мятежа вечевой колокол призвал народ к оружию, и значит, вече уже де-факто созвано. А дальше просто. Есть закон и есть традиция. Следуя закону и традиции, Иван, как старший мужчина в роду, должен воссесть на престол и обязан жениться на Шарлотте, тем более что у него как у великого князя есть еще и политические обязательства. Но кроме всего этого, есть еще и такая вещь, как справедливость. Не окажись ты героиней сражения за детинец, никто бы о тебе сейчас не вспомнил, но все случилось так, как случилось, и теперь ты «люба» новгородцам, а князь не очень. Бледно выглядел в ту ночь, показал нерешительность и мягкотелость… А потом стало известно, что он к тому же совершил на тебя покушение. Стражники и прислуга разболтали. Опять же трупы в сугробе перед воротами, и кое-кто опознал среди них гридней князя Ивана. В общем, я к чему. У стен дворца толпа народа, жгут костры, бьют шапками оземь, клянутся тебя защитить. Иван в их глазах поступает неблагородно и несправедливо. И вообще, ты, как ни странно, «своя», вон даже по-русски говоришь… А Шарлотта чужая. Похоже, назревает бунт.

– Оно нам надо? – тяжело вздохнула Герда. – На кой бес мне их бунт! Это не моя страна, мне в ней по-любому не править.

– Тогда надо переговорить с делегатами.

– С какими делегатами? – не поняла Герда.

– Внизу тебя дожидаются депутаты от народа, посланница от бояр и Карлотта де Роз с письмом от Шарлотты.

– Карлотта ее фрейлина? – попыталась вспомнить Герда. – Рыженькая такая?

– Да, – подтвердила Тильда.

– Ну, и кого первого прикажешь принимать?

– Думаю, боярыню Василису Борецкую, тем более что вы с ней уже встречались…

С Борецкой Герда действительно знакома. Ее к этой сильной колдунье однажды привезла на чаепитие бедная Дарья Полоцкая, но они и после этого пару-другую раз виделись тут и там, все больше на пирах и на балах. К тому же в боярыне Василисе Герда узнала профессора Ирину из Коллегиума, у которой сама она не училась – та преподавала на втором году обучения, но которую хорошо запомнила еще с тех пор.

В свою очередь, Борецкая Герду не узнала, что не удивительно, и о том, что принцесса Герардина является очень сильной и совсем неплохо подготовленной колдуньей, водившей к тому же «дружбу» с настоящими богинями, не знала. Думала, что она талантливый дичок с ветром в голове, и никакие слухи о ее огненных подвигах в ночь мятежа это мнение изменить не могли. Это Герда поняла сразу, едва они встретились в одной из малых гостиных Полоцкого подворья.

Прийти к Герде с боевыми заклинаниями на губах и на кистях рук мог только тот, кто полагает, что искусство «видеть» чужие заклинания – это высший уровень колдовства, возможный только, если ты обладаешь сильным Даром, хорошо обучен и отлично натренирован. Кроме того, чтобы «увидеть» заранее сформулированное колдовство, нужно быть к этому готовым. Однако, во-первых, Дар Герды был много сильнее и оригинальнее, чем могла предположить Борецкая. И это в значительной мере компенсировало недостатки в теоретической и практической подготовке, а, во-вторых, у Герды с ночи разыгралась такой силы паранойя, что она была готова на всё.