У двери я обернулась и наткнулась на Викрама, стоявшего гораздо ближе, чем ожидалось.

Высокий, стройный, с хитрыми карими глазами, пронизанными золотом. Он что-то со мной сделал.

«Я знаю тебя… Я видел тебя».

В Бхарате я держалась начеку. Слабость была непозволительной роскошью. Она выворачивала душу, раскрывала все секреты, дарила другим безраздельную власть над тобой. Я себе такое позволить не могла. Меня прозвали Жемчужиной Бхараты, и возможно, такой я и была. Не сияющей драгоценностью. А холодным камнем с сотней лиц, отраженных на гладкой поверхности.

Но Викрам словно смотрел сквозь все маски. Он подносил меня к свету, будто я полупрозрачная, и вместо того, чтобы чувствовать себя желанной вещицей, я чувствовала себя… увиденной. Я опустила взгляд на его руку.

Даже сквозь фугу отравленного сна я запомнила его прикосновения. Трепетные и мучительно-нежные. И запомнила, как Викрам посмотрел на меня после пробуждения. Так смотрят на святыню – не опустив веки и скромно потупив взор, а широко распахнув глаза, полные благоговения, благодарности и даже немного жадности, ибо одного взгляда всегда будет мало.

Такие чувства даруют облегчение и освобождение. А еще отвлекают. Впрочем, стоило только подумать о предательстве Арджуна и заключении Налини, как я мигом вспомнила, почему оказалась здесь. И почему должна быть в другом месте.

– Пожалуй, пройдусь по садам и залам Алаки, – сообщила я. – Может, найду что-нибудь полезное и пойму, как использовать наш полуключ.

– Я тоже пройдусь. – Викрам скрестил руки на груди.

– Я бы предпочла искать в одиночестве.

Лицо его совсем заледенело.

– Я и не говорил, что собираюсь составить тебе компанию.

«Ого», – подумала я, чувствуя себя без причины уязвленной.

– Вечером можем обсудить наши находки. Если, конечно, тебя не отвлечет кто-нибудь на гуляньях.

Викрам прищурился:

– То же касается и тебя. Если не вернешься, я пойму, что ты… отвлеклась.

– Отлично.

– Отлично.

– Повеселись.

– Всенепременно, – хмыкнул он.

Остаток дня, гуляя по дворцу, я старалась не думать над тем, что значило это его «всенепременно». Если в Алаке и существовала какая-то тайная арена для сражений или конкретное место проведения следующего испытания, мне ничего такого найти не посчастливилось. Зато посчастливилось на каждом шагу натыкаться на проявления любви и дружбы. Все вокруг словно пропиталось нежностью. Ствол огромного баньяна покрылся тонким слоем снега. С холодных ветвей его сверкающими бриллиантами срывались замороженные капли и свисали крошечные качели и колокольчики, так что мир был окутан льдом и музыкой. Над землей дрейфовал туда-сюда призрачный шатер, из которого вываливались странные штуки: песочные часы с жемчугом вместо песка, еще и падающим снизу вверх; хрустальные пляшущие фиалы, из которых расплескивались мелодии; миниатюрные лебеди и лошади из лепестков роз, скачущие по деревьям.

Меня не возмущала любвеобильная толпа вокруг, но с каждой секундой пропасть в моей груди становилась все шире. И казалось, я стою у самого края, смотрю вниз. Сломает ли меня падение или сделает сильнее? В Бхарате не было соблазна упасть. Теперь же я погружалась в тихую панику осознания (желанное совсем рядом, только протяни руку) и сомнений (схватить или отпустить?).

Бестолково блуждая по Алаке, я вдруг очутилась перед шатром вишканий. У входа не было ни очереди, ни охранников. И над шелковыми крыльями и павлиньим хвостом не струился дым. За спиной хрустнула ветка, а следом раздался мягкий шелест шагов, которые я тут же узнала.

– Решила вступить в наши ряды?

Из-за деревьев появилась Ааша с целой охапкой цветущих ветвей.

– Может, в следующей жизни. Чем занимаешься?

– Экспериментирую. Я поняла, что роща за нашим шатром тоже невосприимчива к нашим прикосновениям, так что… Смотри! – Она бросила ветки наземь, сорвала с одной из них цветок и, прижав его к щеке, вздохнула. – На ощупь… лучше, чем шелк. Жаль, что это последний турнир. У меня никогда больше не будет такого шанса. А ты чем занимаешься?

– Пытаюсь найти зацепки к следующему испытанию.

О прочих терзавших меня желаниях я предпочла умолчать, но, судя по понимающему взгляду, Ааша все равно их унюхала. А затем вдруг отняла бутон от щеки и прищурилась.

– Ааша, не стоит…

Она сунула цветок в рот. Глаза ее округлились. Выплюнув мокрые лепестки, Ааша издала стон отвращения, и я не смогла сдержать смех. Вскоре мы уже вдвоем загибались от хохота.

– Признаю, не все эксперименты одинаково приятны, – выдохнула она.

– Почему ваш шатер пустует?

– Сегодня день для истинных страстей, – сказала Ааша, поглаживая лепестки. – Не для иллюзий. Не так уж плохо отдохнуть от посетителей, но это значит, что турнир почти закончился. После Джулан-пурнимы будет еще Парад Баек, а потом… потом в моем будущем не останется ничего, кроме яда.

Во мне всколыхнулась жалость. Ааша вздохнула.

– Но оно того стоило. Я сделала то, о чем мечтала.

Мне почти нестерпимо захотелось, чтобы она вернулась в мир людей и познала саму себя, испытала все, чего ей не хватает. Сложно не восхищаться тем, кто довольствуется малым и стремится к знаниям из чистого любопытства и искренней любви к учебе. Ааша напоминала мне Налини – в вечном движении, в вечном поиске. И, как и Налини, она тоже оказалась в ловушке. Улыбка моя померкла.

– Что, ты сказала, будет после Джулан-пурнимы?

– Парад Баек. Так Владыка сокровищ демонстрирует все истории, что выросли в чертогах Алаки.

«Птицы-сказки», – поняла я. Кубера их любил и называл величайшим сокровищем. Но хотел ли он просто скопить их как можно больше или замыслил что-то еще?

– Вот бы когда-нибудь их увидеть, – тихо произнесла Ааша. – Но вишканий внутрь дворца не пускают.

– Может, однажды увидишь.

– Может быть.

Когда неба коснулся вечер, Ааша убежала к сестрам, а я ни на шаг не приблизилась к разгадке следующего испытания. Я окинула взглядом окрестности Алаки. Тут и там пели и плясали волшебные создания, и я все ждала, что из любой тени вот-вот выскользнут Безымянные, но они так и не появились. Так как искать во дворе больше было негде, я отправилась в магические сады.

Прежде я в них особо не углублялась и сейчас поразилась царящей здесь тишине. Спокойствию. Деревья торжественно расправили плечи, красуясь зеркальными лентами, серебряными и потускневшими, что обнимали их стволы вместо коры. Если чуть отступить, то роща напоминала грудную клетку какого-то забытого чудовища.

Некогда оно сеяло страх и ужас, а теперь осталась лишь горстка зимних костей да сверкающих зубов. Зеркальная кора не отражала окружающий мир, но словно превращала деревья в линзы. Они не стали совсем прозрачными, однако сквозь них виднелось какое-то туманное далеко: кусочки оловянного неба за решеткой ветвей. В воздухе гудела энергия, и я задумалась, не портал ли это, как пруд Змеиного короля. Не мост ли из одного царства в другое.