– Чего уставился? – рычит она и протискивается мимо. Черно-подпалый кобель держится рядом, обтирает ее ноги мохнатым плечом.

Янка с Филькой ждут на лавочке у подъезда, тревожно посматривая в сторону качелей. Янка держит на коленях маленькую эмалированную кастрюльку, желтую, с красным цветком на боку. Под дужку крышки подсунута засаленная винная пробка, чтоб не горячо было брать. Ольга оглядывается. Толпа уже рассосалась. Близнецы, вернувшие свои шапочки и преисполненные важности, качаются под ужасающий скрип. Трое малявок смотрят на них с испуганным уважением; остальные разбрелись по двору. А вот большие парни исчезли. Ольга надеется, что они ушли в соседний двор играть в ножички, или лазать по стройке, или вовсе отправились к кому-нибудь домой. Ей хотелось бы знать, куда именно они делись.

Филька в светло-серой, очень взрослой ветровке, застегнутой под горло, похож на забытый в тени сугроб. Стараясь не запачкаться, он неудобно держит на вытянутых руках промасленный газетный сверток. Бесполезно: на животе уже темнеют пятна. Янка разделась до клетчатой рубашки с коротким рукавом. Ее предплечье пересекает фиолетовая полоса с багровыми точками по краю. Янка склоняет голову к Фильке, что-то тихо говорит, машинально потирая синяк. Заметив Ольгу, она машет рукой.

– Что там? – нервозно спрашивает Филька, когда Ольга наконец подходит. От него разит подсолнечным маслом. Ольга, не ответив, плюхается на лавочку, отодвигает ногой пса, чей мокрый нос уже уткнулся в Филькин пакет. Кобель отъезжает на мохнатой попе, упираясь лапами и вытягивая шею.

– А вы знали, что он только черноволосых трогает? – спрашивает Ольга.

– Кто? – не сразу соображает Филька. Янка замирает, стиснув ладони и вытянув губы трубочкой; ее глаза съезжаются к переносице.

– Он хочет убить Голодного Мальчика, – говорит она наконец.

– Наверное, боится, что Мальчик их выдаст, – кивает Ольга.

Они с Филькой невольно смотрят на Янку, и она отводит глаза и прикусывает побелевшую нижнюю губу.

– Надо заставить его перестать, – говорит она.

С минуту Ольга задумчиво перекатывается с носков на пятки, пытаясь придумать, как заставить взрослого остановиться, но в голову ничего не приходит. Янка дергает себя за короткие лохмы, прикусив щеки изнутри и вытянув губы, как унылая рыбина. Филька раскачивается взад-вперед, сцепив руки на животе. Видно, что у них нет ни единой мысли.

Ольге первой надоедает ломать голову. Она нетерпеливо машет рукой:

– Айда уже. По дороге подумаем. Или…

Кажется, Голодный Мальчик запросто может придумать что-нибудь, но ей почему-то не хочется об этом говорить.

– Погнали, – соглашается Янка. – Только сегодня недолго, мне еще гаммы учить. Теть Света сказала, что вечером проверит.

– Она что, умеет играть на скрипке? – удивляется Ольга, и Янка смотрит на нее ошарашенно.

– Нет, конечно, – говорит она.

– А как она тогда проверит?

Филька ухмыляется во весь рот и стучит себя пальцем по лбу.

– Сам дурак, – огрызается Ольга. – Нет, правда, как?

Янка снова прикусывает изнутри щеки.

– Ну, она просто наорет на меня, если я запнусь, или скажет папе, чтобы выпорол, – отвечает наконец она. – Зачем ей самой уметь?

– Взрослым это вообще не надо, – поддерживает Филька.

Конечно, именно Филька первым говорит о том, что за ними следят, но на этот раз Ольге не хочется над ним смеяться. Она давно уже чувствует, слышит, чует: скрип песка под ногами, шорох задетой плечом ветки. Давящие взгляды. Неуловимые шепотки и хихиканье. Неправильное движение ветра за спиной. Какое-то время она уговаривает себя, что это Мухтар догоняет их после безнадежной охоты на бурундука. Она понимает, что ей не кажется, что за ними и правда идут, слишком поздно; остается только двигаться вперед, и Ольга молчит, упрямо выпячивая челюсть. Филька с круглыми от страха глазами то и дело оглядывается, но тоже молчит; только Янка топает безмятежно, слишком занятая прижатой к выпяченному животу кастрюлькой. Но и она вскоре начинает нервно поглядывать через плечо. Слышно, как суп опасно раскачивается в кастрюле, грозя выплеснуться прямо Янке на рубашку. Не сговариваясь, они ускоряют шаг, стремясь дойти до Коги: тогда их будет четверо против – троих? Четверых? Если Голодный Мальчик выйдет. Он может и не выйти. Может, и лучше, если не выйдет, подсказывает голос, похожий на Филькин, но Ольга не хочет его слушать.

На вершине сопки, склон которой спускается прямо к озеру, Филька снова оглядывается и щурит залитые потом глаза.

– Это Егоров, – говорит он, и в его голосе сквозит паника. – Егоров нас засек! С Грушей и еще каким-то…

Ольга щурится, разглядывая ложбину между сопками. Там среди стланика мелькают три головы. Незнакомый третий – самый высокий, русые волосы аккуратно подстрижены и расчесаны. Пижон какой-то.

– Я его во дворе видела, – вспоминает Ольга. – Он, наверное, на нас Егорову и настучал.

Трое парней быстрым шагом движутся по их следам. Они уже не прячутся. Они так близко, что Ольга видит их ухмылки.

– Сматываемся, – говорит Ольга.

Они бегут вниз, как животные, инстинкт которых гонит в логово, даже если это не поможет. Улучив момент, Ольга оглядывается на Янку. Янкины ноги не успевают за телом; она все больше кренится вперед, но, кажется, не замечает этого, – ее лицо не выражает ничего, кроме отвращения. С каждым шагом холодный суп плещет ей на живот. Ольга морщится и пропускает Янку вперед, но не может заставить себя тащиться следом за Филькой. Егоров и Груша улюлюкают. Незнакомый пижон кричит: «Ату!» и хохочет на бегу.

Ольга бежит вдоль озера. Мир сузился до точки между неестественно скованными Янкиными лопатками. Спине жарко от всхлипывающего дыхания Фильки. Янка выскакивает на песок; Филька, сбитый с ног то ли толчком, то ли подножкой, пролетает мимо нее, выставив руки, скользит, сдирая кожу с ладоней и носа, и замирает у самого кострища, содрогаясь от беззвучного плача. К нему тут же подбегает Груша и прижимает к земле коленом. На Фильку больше надежды нет, и бежать некуда; Ольга встает плечом к плечу с Янкой.

– Валите отсюда, – говорит она. – Это наше место.

– «Наше место», – кривляясь, пискливо передразнивает Груша.

– Заткнись, дылда белобрысая, – небрежно бросает Егоров и плавными, скользящими шагами приближается к Янке. – Где твоя скрипка, скрипачка? – спрашивает он, придвинув лицо так близко, что чувствуется тошнотворное тепло его дыхания. – Ты что, сыграть мне не хочешь?

– Чего ты к ней лезешь все время? – орет Ольга, и Егоров молча пихает ее – так сильно, что она теряет равновесие и почти падает, лишь в последний момент умудрившись вывернуться и встать на одно колено. Она уже готова броситься в драку, но тут Егоров говорит:

– Держи ее, Деня, – и незнакомый подскакивает сзади и заламывает ей