Я отпрянул, прикрылся плечом, зажмурился и демонстративно принялся тереть глаза рукавом. Видеть и правда стало куда сложнее… впрочем, мне вполне хватало и слуха. За спиной негромко каркнул Вяземский — сердито и даже возмущенно, но это уж точно не напоминало требование остановить бой. Грозин торжествующе расхохотался и двинулся вперед, чтобы закончить начатое.

Шаг. Второй. Третий — уже совсем рядом.

Пора!

Раз — моя сабля взметнулась и снизу вверх прочертила по груди барона алую полосу. Два — стальной змеей укусила в задранный локоть и тут же отпрянула. Три — развернулась и, блеснув на солнце, с хрустом вошла в грудь по середину клинка. Грозин удивленно зарычал, отступая, но не упал — так и остался стоять, понемногу опуская поднятую для удара руку.

Его секундант бросился вперед, крича что-то, хотя мне и так было уже нечем продолжать поединок. Я на всякий случай даже попятился… И не зря: вместо того, чтобы упасть и умереть, как подобает нормальному человеку, Грозин набычился и снова попер на меня. Сделал пару шагов, третий, остановился, ухватил свободной рукой торчавшую из груди саблю прямо за лезвие и с мрачным сопением потянул.

И только потом опустился на одно колено и завалился вбок, щедро поливая песок кровью из пробитого насквозь сердца.

— Кончено, — проговорил Вяземский. — Составим протокол, судари.

— Нет! Как вы можете? — Секундант Грозина сжал кулаки. — Немедленно помогите ему, князь… Вы же целитель!

— Может, и так, друг мой. Но я не господь бог.

— Он еще жив!

В самом деле — полностью списывать барона со счетов оказалось все-таки преждевременно: полежав примерно с полминуты без движения он заворочался, поскреб по песку ногами и даже попытался сесть. Для обычного человека такая рана была бы смертельной, но Грозин, к моему глубочайшему сожалению, умирать явно не спешил. Кровь уже почти остановилась, а через пару минут его благородие дотянулся до рукояти сабли и принялся помаленьку расшатывать клинок, скрипя сталью о ребра.

А Вяземский так и стоял столбом и бормотал что-то себе под нос, старательно изображая растерянность и бессилие. Будто до сих пор надеялся, что торчащий из груди клинок все-таки доведет дело до конца и отправит Грозина на тот свет. Я, конечно же, не имел ничего против подобного исхода, но мгновение шло за мгновением, и ситуация становилась все более неловкой.

Видимо, на сегодня мое везение все-таки закончилось.

— Помогите ему, ваше сиятельство, — вздохнул я, поднимая с песка куртку. — Похоже, протоколу придется подождать.

Глава 32

— Ну здравствуй, гимназист. Зачем пожаловал?

Его преподобие выглядел не то, чтобы сердитым или хотя бы недовольным, но удивленным уж точно. В самом деле, до этого дня ему приходилось или отправлять денщика, или самому искать меня чуть ли не по всему городу, чтобы увезти на очередное суперсекретное дело государственной важности. Да еще и на безвозмездной основе. Конечно же, если не считать новых знакомств в самом высшем свете столичного общества и кое-каких преференций в гимназии, из которой меня не исключили лишь чудом.

А сегодня я заявился в здание на Почтамтской по собственной воле — да еще и сумел прорваться сквозь караульных, дежурного капеллана и извилистые коридоры, которые сами по себе были той еще защитой от нежелательных гостей. Почти самостоятельно: Захар, удачно изловленный мною с папиросой у входа, помог одолеть только первый пост, а дальше я шел без всякой помощи.

И добрался.

— Зачем пожаловал? Могли бы быть и поучтивее, ваше преподобие, — усмехнулся я. — Неужели я не могу просто так навестить своего боевого товарища и, можно сказать, духовника?

— Не паясничай, гимназист. Нехорошо. — Дельвиг нахмурился и коснулся георгиевского креста на вороте. — А если есть чего важного — садись и выкладывай.

На мгновение мне даже стало стыдно: я завалился в кабинет без всякого намека на приглашение и вдобавок неудачно пошутил. И если первое вряд ли было таким уж страшным преступлением или даже нарушением субординации, то ко второму его преподобие отнесся весьма серьезно. Впрочем, как и полагается человеку с церковным саном.

— Приношу свои извинения. — Я изобразил виноватый поклон и за неимением кресла опустился на диван у окна — тот самый, на котором бедняга Захар готовился отправиться на тот свет. — Однако у меня возникли мысли, которыми непременно следовало поделиться с вашим преподобием.

— И непременно в такую рань? — ядовито поинтересовался Дельвиг.

Еще один камушек в мой огород. Не такой тяжелый, как первый, но тоже весьма увесистый. Я уже успел заметить на столе три недопитых чашки, а над едва початой четвертой вовсю вился пар. Его преподобие уже к восьми утра успел влить в себя лошадиную дозу кофе — да и вообще выглядел так, будто спал всего пару-тройку часов. Скорее всего, прямо на вот этом самом диване.

Самое время вспомнить, что мир не вращается вокруг меня. И не вращается даже вокруг запутанного дела с нитсшестами и таинственными смертями власть имущих. У Дельвига наверняка хватало работы, и в его прямые обязанности входило сражение с крупнокалиберной нечистью и «зашивание» Прорывов, а не поиск загадочного злодея местного происхождения. Но и расследованием — которое, между прочим, свалилось на него в том числе и по моей милости — тоже приходилось заниматься. Поэтому его преподобие и выглядел, как загнанная лошадь — видимо, даже сила Владеющего имела свои пределы могущества.

— И снова приношу свои извинения, — вздохнул я. — Не мне судить о пользе моих же умозаключений, но подумайте сами, ваше преподобие: если я все-таки окажусь прав, мы поймаем нашего таинственного злодея. А каждый день промедления может стоить чьей-то жизни — или даже многих жизней.

— Думаешь, я собираюсь с тобой спорить, гимназист? — Дельвиг устало улыбнулся и потянулся за кофе. — Во-первых, ты слишком часто уже оказывался прав. А во-вторых — ты уже все равно здесь. Так что излагай.

— Благодарю, ваше преподобие, — кивнул я. — Не так давно — вчера, если точнее — мне пришла в голову мысль, что нам следует уделить побольше внимания не убийце, а убитым. Попытаться разобраться не с методами, а со списком жертв.

— Кажется, я это уже слышал. — Дельвиг нахмурился и поправил очки на носу. — И уже говорил тебе, что между погибшими нет связи. Во всяком случае, той, что мы способны увидеть. Чуть меньше десятка случаев — абсолютно разные люди. И разные методы: кого-то загрызли Лешие, кто-то скончался от болезни… Признаться, я даже не уверен, что среди этого списка нет самых обычных случайностей.

— Вполне могут быть, ваше преподобие. Вряд ли у кого-то даже в Ордене хватит знаний отличить работу колдуна от скоротечной болезни… скажем так, естественного характера.