– Даю, – отозвался Брянцев. Я, не сдержавшись, хихикнул при виде зоолога с сачком для ловли бабочек.

– Насчет регулярного затопления русла я оказался прав, – между тем сообщил Алекслав. – Судя по следам стока, эту старицу подтапливает каждое лето. Если мы тут задержимся, стоит перенести лагерь выше.

– Очень надеюсь, что нам не придется куковать здесь так долго, – пробормотал Варан.

– Ривлер! – окликнул ботаника Шолд.

– В беседе.

– Смотришь мой видеопоток? Что скажешь про местный ковыль?

– Только то, что это один из типичных для Кементари «траво-голосеменных» видов. Хочешь взять образец и для меня? Кстати, если бы ты уделил данным зондов чуть больше времени, то знал бы, что с ковылем эти растения не имеют даже внешнего сходства.

– В курсе. Я обратил внимание, что местные бабочкоподобные сетчатокрылые много времени проводят вокруг стробил этой травки. Думаю, тебе будет небезынтересно провести ее анализ.

– Это, бесспорно, значимое наблюдение – корреляция между опылителями и опыляемыми растениями, – фыркнул Ривлер.

– Возможно, – отозвался Шолд. – Но есть у меня одна идейка… Кстати, внизу мы взяли еще один образчик – кокон какого-то, предположительно, насекомого, мумифицированный в грязевом слое.

– Шолд, – Брянцев покачал головой. – При первых выходах вы обязаны ставить меня в известность о взятых образцах.

– Увы, я забыл, – на панели фигура Шолда опустилась на колено, почти утонув в траве. – Так, обнаружил в грунте нору животного. Расположена на небольшом возвышении, диаметр с кулак, глубина – сейчас посмотрю… – на сенсорной панели появился маленький экранчик трансляции с эндоскопа.

Щуп двигался вглубь, осматривая перед собой в инфракрасном диапазоне теплые стенки норы. Наконечник эндоскопа углубился на метр, когда перед нами вдруг возникла бесформенная тень. Мелькнули длинные вибриссы и острые когти, затем из темноты надвинулось переплетение темных предметов, и картинка с камеры застыла.

– Интересный метод защиты, – проговорил Шолд.

– А что оно сделало? – поинтересовался Брянцев.

– Перекрыло нору перегородкой из сплетенных колючек. Этакий противотанковый ежик в миниатюре. Причем, насколько я вижу, затычка предусмотрена неизвлекаемой, даже раскапывать норы с ней чревато. Просто, но изобретательно.

– И что это за существо? – явно заинтересованный, спросил Брянцев.

– Насколько я успел рассмотреть, что-то вроде местного аналога грызуна. Вот, – гибкий световод прошел сквозь переплетение прутиков и двинулся в глубь норы. Вскоре ход расширился, став округлой камерой. В ее центре на груде веток и листьев лежали четыре теплых (судя по свечению) овальных яйца. На них, оскалив зубы, восседало нечто очень похожее на узкомордую крысу.

Внезапно существо метнулось вперед. Мы увидели распахнутую пасть, затем картинка смазалась.

– Что оно делает? – спросил я.

– Жует световод, – ответил Шолд. – Ладно, извлекаю щуп. А ну отдай оборудование, госпожа терамния!

Зоолог предусмотрительно оставил у гнезда крысоподобной зверюшки одну из миникамер. Через двенадцать минут рассерженная терамния обвела мордочкой небо, выскользнула из норы. Вытолкнула из норы свой защитный механизм, перехватила плетенку из колючек обратной стороной и затащила обратно в нору.

– Определенно, здесь есть охотящиеся на норных жителей виды. И хищные виверниды, – заметил Шолд между делом.

– Дошли до тропы, – сообщил Алекслав. – Многочисленные следы. Что скажешь?

– По этой тропе не ходил никто, обладающий копытами, – произнес зоолог. – Исключительно обладатели когтей разного размера. Вплоть до среднекрупных, судя по величине и глубине вдавливания в грунт.

– Я бы сказал это, только глянув на местную псевдотраву, – ответил Ривлер. – Она явно не испытывала регулярного вытаптывания.

– Хорошо, хорошо, – проговорил Шолд. – Впереди виден спуск к воде. Предлагаю тебе с дроном спуститься вниз, я буду дежурить наверху.

– Принято, – через некоторое время мы услышали, как помянул блок спускающийся по рыхлому склону геолог.

– Предварительно, – прокашлялся Алекслав, оказавшись на берегу. – Река промыла русло в аллювиальной дерновато-глеевой почве, на склонах отчетливо видны следы паводков. Склон заплетен лианоподобными растениями, их корневища уходят в воду. Берега реки также плотно покрыты водными растениями… похоже на какой-то папоротник. Растительность распространяется примерно на половину ширины устья, похоже, течение здесь не очень сильное.

– Скорее, плауновидные, – уточнил Ривлер, переключившийся на поток Алекслава. – Масколон, мне бы не помешал образец и этих растений.

– Запретите ему, – посоветовал Фил. – Если Шолд с Алеком нагрузятся всем, что хочет рассмотреть поближе наш ботаник, нам придется высылать за ними тележку.

– Шолд, направь паука взять образец донного грунта, – попросил Алекслав. – Не думаю, что здесь водится что-то крупное, но предпочитаю обойтись без риска.

Длинноногий и впрямь напоминающий помесь паука с кентавром дрон прошлепал копытцами ступоходов по мокрой земле, окунулся с головой, раздвигая корпусом влажные заросли водной растительности. Через несколько минут появился вновь, подбежал к Алекславу, позволяя извлечь из грудной камеры пробирку с образцами.

– Грунт песчаный, – озадаченно проговорил геолог. – Любопытно. Я ожидал, что при так сильно заросшем русле он будет илистым, – он что-то переключил на панели дрона. – А, понятно.

– Что? – переспросил Ривлер.

– Весь этот травяной ковер простирается только у поверхности реки. Дно песчаное и очень чистое, с небольшим количеством отложений.

– Быть не может, – озадаченно произнес Дейв. – Посмотри, вон там видно даже кустарниковую поросль.

– Которая держится на растительном мате, – уверенно заявил Алекслав. – Пожалуй, я отойду подальше, вон к тем деревцам, – он указал на пучок невысоких узловатых стволиков с гибкими ветвями и сердцевидными листьями. – Проверю, растут ли они на твердой почве.

– В следующий раз, – возразил Брянцев. – Достаточно для первого выхода. Обоим – возвращение на борт.

– Масколон! – обиженно воскликнул Шолд.

– Отставить споры.

– Принято. Мы можем хотя бы расставить камеры у этого спуска? Если это не водопой, то я – утконос.

– Ловлю, – Алекслав вскинул руки, ловко поймав стерженек камеры между ладоней. – Давай-ка воткнем еще один зонд на глубине. Тебе не помешают записи речной фауны.

Ощутимо прохладный ветер коснулся моего лица. Я поймал себя на мысли, что непроизвольно задерживаю дыхание. Рассердился – и сделал глубокий вдох, до отказа набрав полные легкие пряного кементарийского воздуха.

Хотя «пряного» не самое подходящее слово. Воздух нашей новой родины пах дымом и смолой, сеном и хвоей. Улавливались в нем терпкие тона лекарственных растений и сладкий запах нагретого солнцем меда. От этой палитры запахов кружилась голова и спирало легкие, привыкшие дышать фильтрованным воздухом катера.