Так проходит четыре дня. Я почти заканчиваю картину и в перерыве, устав от тишины и одиночества, включаю телевизор. Под голос диктора новостей готовлю себе незамысловатый обед – спагетти с соусом болоньезе, и даже с аппетитом уплетаю, пока вдруг не слышу фамилию отчима. Подскочив, подбегаю к телевизору и с колотящимся сердцем прибавляю звук.

– Авария произошла на участке трассы М2 в три часа десять минут по Московскому времени в пятнадцати километрах от Щербинского кладбища, откуда глава региона N с супругой возвращались с похорон сына Григория Алексеевича от первого брака. В результате ДТП водитель, мужчина двадцати девяти лет скончался на месте. Григорий Алексеевич Можайский с супругой доставлены в медучреждение. Водитель встречного автомобиля скрылся с места аварии. Есть подозрение, что на губернатора было совершено покушение…

– О, господи! Мама! – оседаю я на пол, с ужасом глядя на врезавшийся в дерево Мерседес.

«Прежде одиночество было безликим, и он никогда не думал, что хоть один человек, войдя в его жизнь, мог бы принести ему исцеление. Теперь у одиночества было имя: Мэгги, Мэгги, Мэгги …»

            К. Макколоу «Поющие в терновнике»

– Что значит «нигде нет»? А ты куда смотрел? – ору не своим голосом, охреневая с тупости охраны и Настькиной… я даже не знаю, как это назвать. Тоже, наверное, тупости.

Услышать звон, накрутить в своей голове черт знает, что и помчаться туда, где тебя избили, как собаку, и вообще неизвестно, что ждет.

Ну, не дура ли?

– Сергей Эльдарович, я же заходил, проверял, – продолжает Лёха оправдываться. – Она сказала, спать будет ложиться. Вы не говорили, что дёру может дать, вот мы только на периметре и сконцентрировали внимание.

– А вам, бл*дь, все надо говорить! Сами ни хера не можете своей башкой додумать.

– Сергей Эльдарович….

– Да че ты мне теперь Эльдаркаешь, как еб*ный попугай?! Скажи спасибо матери, иначе бы всю неделю ссал кровью. Вас, дебилоидов, только так можно чему -то обучить.

– Ну, мы же…

– Всё, отбой! Бери своих тупоголовых спортсменюг, и шуруйте на лесопилку, там пока тусуйтесь, чтоб глаза мои вас не видели, а то не посмотрю на мать, прибью тебя – придурка!

Лёха пытается что-то еще сказать, но я сбрасываю вызов. Внутри кипит так, что кажется разорвет к чертям собачьим.

Я, конечно, знал, что ни хрена Настька не определилась; что ее по-прежнему безбожно штормит, и ей дико страшно, но то, что она возьмет и без объяснений смоется – такого я от нее не ожидал. Понятно, что в силу возраста ей свойственны импульсивность и глупые выходки, плюс ситуация такая, что у любого мозги набекрень съедут, но в целом и общем Настька – рассудительная девчонка, она бы обязательно позвонила и спросила прямо прежде, чем пороть горячку. И то, что она этого не сделала, даже ни на минуту не усомнившись в моей причастности к аварии, цепляло.

Так, сука, сильно цепляло что-то там внутри, что я, как ни старался, не мог справиться со своим гневом и злостью. Особенно, когда сестра с уже набившим оскомину, всезнающим видом ехидно выдает:

– А я говорила, как только запахнет жареным, твоя ласточка упорхнет под мамино крылышко. Говорила ведь? Не удивлюсь, если еще накинет дерьмца на венти…

– Ты лучше вот, что скажи, – обрываю ее прежде, чем она разовьет очередную теорию заговора, – твоих рук дело?

– Что? – вырывается у нее возмущенный смешок, я же пристально вглядываюсь, пытаясь понять, лукавит паразитка или же правда не при чем. – Совсем с ума сошел? Думаешь, я стала бы проворачивать такие дела за твоей спиной?

– А какие бы стала? – продолжаю давить, отчего сестра, хоть и старается казаться невозмутимой, а все же заметно нервничает, разжигая еще сильнее мои подозрения.

За последние полгода наши отношения с ней изменились, и отнюдь не в лучшую сторону. Слишком много разногласий, слишком много претензий, своеволия и недовольства. Зойка отдалялась с каждым днем все сильнее и сильнее, а в последнее время и вовсе стала тянуть одеяло на себя. По мелочи, конечно, и вроде бы совсем незаметно, но я замечал. Все замечал, чувствовал, видел и мне это не просто не нравилось, это ложилось тяжелым грузом. Я с горечью осознавал, что больше не доверяю ей, как раньше; нет у меня больше уверенности, что она действует исключительно в наших общих интересах.

Видимо, прочитав все это по моему лицу, Зойка бледнеет, глаза негодующе начинают блестеть, а накрашенные темно-бордовой помадой губы сжимаются в тонкую полоску.

– Ты совсем сдурел? За кого ты меня принимаешь?

– Пока за сестру, – закурив, недвусмысленно смотрю на нее, – но если продолжишь обстряпывать делишки в обход меня и моих решений…

– Какие еще делишки? – взвивается она, заставляя меня поморщиться.

– Зойка! То, что я тебе ничего не сказал про твои переговоры с Назарчуками насчет сотрудничества с ТрансСибом – не значит, что я ничего не знаю.

– Я не вела…

– Вела и ведешь! С какого -то х*я возомнив, что ты больше всех знаешь и понимаешь. Только этот завод процветает за счет моих решений. Ты эти решения просто выполняешь, поэтому сними уже свою еб*ную корону и не суй свой нос туда, куда тебя не просят! – повышаю я голос. Зойка тяжело сглатывает и, зло раздувая ноздри, отводит взгляд. – И так, –  продолжаю уже спокойнее, – еще раз спрашиваю: авария – твоих рук дело?

– Еще раз повторяю – нет! – цедит она сквозь зубы и с ядовитой усмешкой добавляет. – Иначе от Можайского одни перья бы остались. Ты меня знаешь.

Хмыкнув, поднимаюсь с кресла и подхожу к окну. Жора беспечно носится по сугробам, радуется чему-то, а после с любопытством наблюдает за медленно опускающимися ему на нос хлопьями снега, что невольно вызывает у меня улыбку. Хотел бы я сейчас оказаться на его месте. Подальше от всего этого п*здеца.

Тяжело вздохнув, оборачиваюсь к сестре.

– Ты ведь понимаешь, что первым делом они попытаются воспользоваться ситуацией и спихнуть все на меня? Если что-то вскроется…

– Ничего не вскроется, прекрати уже!  – раздраженно перебивает она.

– Хорошо, если так, – соглашаюсь, закрывая вопрос, хотя заверениям сестры не верю ни на грош. Надо будет все досконально проверить. Вслух же прибавляю. – Тогда будем искать, кто причастен. Не исключено, что они сами все подстроили. Им же надо как-то меня посадить.

– Брось. Думаешь, стали бы они так рисковать? Там ведь и водитель умер, и жена сильно пострадала. Да и сам Можайский вряд ли был в том состоянии после смерти сынка, чтобы продумывать ловушки.

– Ты забываешь, что у Елисеева пакет акций ОРТ, так что выдумать и показать они могут все, что угодно. Звони своим журналюгам, будем пробивать, как там на самом деле обстоят дела. И хорошо бы именно сейчас, прежде, чем Можайский откроет рот и начнет переводить стрелки, пустить слух, что он метит в президентское кресло. Во-первых, это отведет от нас подозрения, а, во-вторых, вызовет массу вопросов и, соответственно, даст нам время, чтобы во всем разобраться.