Ну я уже говорю, что их сделали такими, лишая контекста. С Гагариным – это вообще отдельная тема, я уже устал повторять, но тем не менее мне постоянно говорят…

– Я не спрашивал про Гагарина.

Ю. Л.: Ну вот конкретный пример. Можете представить, что такое часовая съемка? Вот как наша сегодняшняя. Мы обо всем говорим. Они меня спрашивают: «Кого бы из людей прошлого века вы бы выделили вообще в нашей стране?» Я говорю: «Конечно, Гагарина. Его одинаково любили не только у нас, вообще во всем мире. Единственное, чего не нужно делать – это сравнивать действия Гагарина с действиями сегодняшних космонавтов. Они же там в бадминтон играют в ракете своей, а он в ракете просто лежал». Из всей передачи они берут это все и выкладывают «великие мысли великих»: «Юрий Лоза: Гагарин в ракете ничего не делал, только лежал». Идет шумиха, я звоню, говорю: «Ребят, смотрите, что творится в сетях, когда передача-то будет?» А они отвечают: «А мы решили ее не монтировать, нам достаточно этого скандала». И все! И вот так вот стоишь и думаешь: «Боже мой!» Но, с другой стороны, я же все-таки спокойный человек, пожал плечами – ну так случилось. И тем не менее вот что нас спасает? Рок-н-ролл нас всегда спасал, рок-н-ролльное отношение к жизни. А все это рок-н-ролл. Поехали!

(Песня «Девочка сегодня в баре».)

– Ты подверг резкой критике «новогодние огоньки». А видел ли ты наш «огонек», кстати?

Ю. Л.: Я не столько подверг критике. Я говорил вот о чем: ребят, когда-то мы все-таки знали, что для чего в этом мире. Мы понимали, что, конечно же, песня – это здорово, но если завтра никто не соберет этот хлебушек – нам будет нечего кушать. Поэтому Кобзон на «Новогоднем огоньке» для хлеборобов, для сталеваров. А сейчас, когда Басков поет для Киркорова про Киркорова, то я не очень понимаю, а страна при чем здесь, вот при чем? Вот что я критиковал. В медиасистеме та же самая ситуация. Когда вы смотрите передачу, там большие важные артисты в перьях что-то поют, а потом в конце колонка такая: прозвучали песни на музыку пррррынь, прозвучали песни на стихи пррррынь. То есть авторы, которые создали этот контент, где-то ниже плинтуса. Люди перестали писать песни. Мне сейчас звонят, я говорю: «Зачем я буду писать песню, если там в колонке где-то промелькну, а какой-то важный артист будет делать вид, будто это он сам все создал?» Считается, что надо заткнуть всех, кто умеет что-то придумать, чтобы не мешали большим и важным перьями трясти. А ведь мы пишем, ребят! И я пишу. Я не смог, конечно, обойтись без того, чтобы спеть там песню, которую вы не знаете. Поехали!

(Песня «Давай зайдем».)

– У каждого Маккартни, конечно, есть Yesterday, а у Лозы – «Плот».

Ю. Л.: С «Плотом» вообще отдельная тема. Вы знаете, она долго писалась, долго пробивалась, вообще сама по себе вот какая-то странная песня, которая живет своей собственной жизнью. Я ее слышал на нескольких языках. Сейчас она поется в Америке по-английски. Это, по-моему, единственная песня российского автора, которую американцы поют у себя там. Когда уже перестанут ее спрашивать? Меня приглашают спеть одну песню. Они говорят: «Ты знаешь, что там надо». Если двадцать одну, то говорят, что надо эту и каких-нибудь 20, на твое усмотрение. Поэтому я смирился и знаю, что если эту песню не спою – могут морду набить. Я не рискую, и всегда ей заканчиваю, она итоговая такая.

(Песня «Плот».)

Группа «Несчастный случай»

«Весьма прикольное название – «Несчастный случай». Полностью не соответствует этой команде – они бодры, веселы и до умопомрачения витальны. Стартанув из студенческого театра МГУ в прошлом веке, «Несчастники» счастливы до сих пор! Вроде нарываются все время, но судьба к ним благосклонна», – Евгений Маргулис.

– Вообще, удивительно. Мы знакомы очень много лет, и как это ни странно, командой-то вы толком и не принимали участие, по одной песенке где-то в новогодней программе…

Алексей Кортнев: Да, в новогодней программе.

– Потом с Сережкой Чекрыжовым вдвоем, и тут наконец-то командой, и это такой кайф. Но, на самом деле, есть хороший повод – «Несчастному случаю» исполняется 35 лет, ребята. Это вам не хухры-мухры. Каждую группу можно классифицировать как группа, играющая что-то. Кто-то играет панк, кто-то попсу. Что делает «Несчастный случай», я не понимаю вообще.

А. К.: Можно я расскажу о нашем с тобой, ну не знакомстве, но когда мы еще были не…

– Не такие старые, как сейчас.

А. К.: Не такие старые, как сейчас, спасибо за подсказку. Мы играли перед Новым годом сборный концерт, и Женя оказался среди гостей. Он подходит ко мне еще до нашего концерта и говорит: «А вы когда будете играть?» Я говорю: «Через полчаса». – «Понятно. Я выйду, наверное, вы очень плохо играете. А сколько будете играть?» Я говорю: «Минут сорок». – «Сорок минут?! Где же мне сорок минут болтаться?» Я говорю: «Останься, послушай, мы нормально совершенно играем». У тебя изменилось с тех пор мнение?

– Конечно изменилось. Потому что, во-первых, выйти я не смог, идти было некуда.

А. К.: Холодно на улице еще вдобавок.

– Вот я и послушал, оказалось, приличная команда. Потом мы начали уже как-то пересекаться на разных концертных площадках страны. Ой, я вспомнил воронежский поезд.

А. К.: Поезд Воронеж – Москва. Ужас, ужас. Наверное, по этому поводу надо спеть тебе песенку какую-нибудь?

(Песня «Что ты имела в виду».)

– Скажи, а вы собрались как ансамбль театра МГУ?

А. К.: Да, совершенно верно. Мы начинали с того, что писали песни и музыку для спектаклей, и в них частично участвовали актеры. Я вот Сережу, например, первый раз увидел именно в драматической роли на сцене. Он принимал красивые позы под музыку.

Сергей Чекрыжов: У меня была главная роль.

А. К.: Главная роль, да. Я запомнил именно красивые позы. Как он выходил в таком плащике и делал так (показывает).

С. Ч.: Ну это режиссер придумал.

А. К.: Это я понимаю, понимаю, что не сам придумал. Конечно, такое разве придумаешь сам. А потом уже выяснилось, что он еще и прекрасный музыкант. А Павел Мордюков появился в музыкальной студии под руководством Алексея Иващенко и Георгия Васильева, замечательных, надо сказать, бардов. И как-то вот так мы все начали постепенно собираться и дошли вот до жизни такой.

– Скажи, а Угол? У Угла мы с тобой снимались?

А. К.: Это уже когда мы с Валдисом пришли работать в «АТВ», туда же прискакал Угол, Игорь Угольников имеется в виду. Фонтанировал совершенно безумными идеями, и вот придумалось «Оба-на», заставку для которой придумал Сергей Сергеевич, между прочим. Такое клетчатое яблоко, в которое втыкался дротик, и это все Серега придумал как раз. Ну кроме дротика. Мы тогда были с Валдисом режиссерами этой программы. Представляете, реально было время, когда директор съемочной группы, не опираясь ни на какие знакомства и связи, мог прийти и согласовать перекрытие Тверской улицы четыре раза по пятнадцать минут. Можете себе представить просто.

– Могу, потому что я это видел.

С. Ч.: А съемки проходили в метрополитене, когда стреляли холостыми из пистолета… из пулемета, извините, в метро.

А. К.: В обычном самом вагоне метро, Сергей Гилзбург, режиссер-постановщик того эпизода, держал в руках итальянский пулемет с холостыми.