– Я очень привязана к своему терапевту, – и поскольку уже выдала доктора Розена, решила идти до конца: – И я прохожу групповую терапию, так что я привязана и ко всем одногруппникам.

Нет необходимости говорить, что это две группы и три сеанса в неделю. Я уставилась на фото Билли Холлидей, поющей в старомодный серебристый микрофон. О Боже, что я наделала?! Я подсознательно пытаюсь отпугнуть Алекса, намекая на то, что я сумасшедшая?

– Круто, – оценил Алекс. Как-то особенно улыбнулся. Вроде как был удивлен тем, что я раскрыла такие интимные сведения о себе. Он подвинулся ближе. – Ты хотела бы, чтобы я присоединился к тебе на этом тонком льду?

Я улыбнулась.

– Конечно.

– Я говорил тебе, что мои родители развелись, верно?

Я кивнула.

– А вот чего я не сказал, это что после развода они снова поженились. Друг с другом. А потом снова развелись, – он перевел взгляд на пустую сцену. Потом снова на меня. – В общем, все сложно.

– Похоже, что так.

На самом деле мне хотелось сказать «спасибо». Алекс придвинул свой стул ближе ко мне. В полутемном клубе мы сидели рука в руке, соприкасаясь коленями, позволяя музыке просачиваться в наши кости. Я распознала знакомое чувство теплоты и безопасности, которое воцарилось после напряжения эмоционального риска. Именно так я чувствовала себя в группе после того, как решалась на какой-то трудный рассказ, а потом слышала, как члены группы говорили: «и у меня было так же» или «как мне это знакомо». Как в тот раз, когда я рассказала в женской группе о ненависти к собственным грудям и каждая ответила историей о собственных мучительных отношениях с телом.

Мой черед, твой черед. Туда-сюда.

Как в группе.

После джаз-клуба он пригласил меня в свою квартиру.

– Я хочу показать тебе вид с моего южного балкона.

Там он приобнял меня одной рукой, указывая на Большую Медведицу. Звезды стали свидетелями нашего первого поцелуя. Когда он прижался к моим губам своими совершенными губами, я сглотнула звездный свет, и сердце начало светиться. Он проводил меня до дверей квартиры.

– Это еще не все, – пообещал он, снова целуя меня.

Если это – дар продвинутой группы, я останусь в ней навсегда.

* * *

Алекс был замечательным. Наши свидания соответствовали моим самым сокровенным желаниям. Мне настолько нравилось быть с ним – просто невероятно. Единственным, что омрачало удовольствие, – подспудная тревога, которую я ощущала все время, гадая, как продлить это время. Меня терзали мысли о том, как и когда эти отношения испортятся, развалятся или взорвутся.

Я принесла тревожность в группу.

– Так не может длиться вечно, – твердила я. – Скажите, что делать, чтобы это продолжалось.

– Вы можете отказаться от потребности контроля? – спросил доктор Розен.

– Нет.

Доктор Розен не понимает. Тело Алекса было почти совершенным, от него пахло свежим спортивным дезодорантом, и я видела на горизонте свой сексуальный расцвет. Если поддаться отношениям и позволить себе поверить, что они настоящие, что со мной будет, если они окончатся неудачей? Это меня уничтожит?

– Вы можете отказаться от ожидания неудачи?

– Я попробую.

* * *

Жизнь с Алексом, который подал заявки на участие в двух триатлонах в то лето и одном марафоне осенью, означала ежеутренние пробежки и велосипедные прогулки перед работой, за которыми следовали тренировки по плаванию в спортзале или в озере Мичиган после работы. Не прошло и месяца с начала наших встреч, как он начал звать меня с собой почти каждое утро и вечер. Однажды в субботу он постучался в мою дверь в шесть утра. К его флисовой куртке был пристегнут поильник для бегунов, а на руках – толстые черные перчатки. Он прикрепил второй поильник к моей рубашке и протянул бутылку с водой. На старте 16-километрового забега, на который Алекс записался, он размял мне плечи, когда заметил, что я дрожу от холода. Островки снега виднелись кое-где на земле вдоль беговой трассы, и лишь несколько сотен участников явились на забег по кромке озера. Ветер обещал надавать пощечин нашим незащищенным лицам. Я сама ни за что не стала бы участвовать, но тело обрело новую энергию, с тех пор как я начала встречаться с Алексом; часть бралась из тревожности, а часть – из радости. Безумная готовность пробовать все, включая забег по леденящему холоду, заставляла меня отвечать словом «да» на все предложения.

Каждый раз, когда мы шли ужинать после работы или бегали у озера, оптимизм, легкий, как перышко, стучался в мое сердце, предлагая отказаться от мыслей о том, что эти отношения окончатся неудачей. Может, не каждым суждено заканчиваться тем, что я буду оседать кучей на полу в групповой комнате, рыдая в ковер. Может, вообще не каждым отношениям суждено заканчиваться. Может, они продлятся.

После забега у меня болели подколенные сухожилия, а плечи жгло в тех местах, где в них врезались лямки спортивного лифчика. Но рядом с Алексом боль уступала место чистой радости.

* * *

Однажды утром в понедельник доктор Розен продемонстрировал всем фотографию. Патрис нацепила на нос очки для чтения, а Макс подался вперед.

– Вот что означает «убрать блоки», – сказал доктор Розен.

На фотографии были мы с Алексом: я в розовом платье, а Алекс в смокинге. Мы ходили на праздничный вечер балетной труппы Джоффри. Мы сидели в темном зрительном зале, кружились балерины в блестящем тюле, а Алекс держал мою ладонь в обеих своих. Я постепенно придвигалась ближе к нему на своем красном бархатном кресле, пока ноги не соприкоснулись. Во время банкета в гигантском раззолоченном бальном зале отеля «Хилтон» он поглаживал меня по спине и играл с застежкой ожерелья. На танцполе привлек меня к себе. Оркестр играл песни Отиса Реддинга. Потом снова целовал меня на своем балконе.

– Такое ощущение, что ты моя девушка, – сказал он. Я прильнула к нему и выдохнула.

Бабуля Мэгги указала на фотографию, а потом постучала по своему обручальному кольцу.

– Ты следующая, детка!

Алекс, который так комфортно чувствовал себя в своей шкуре, заставил меня поверить, что и я так смогу. Он совершенно непринужденно говорил обо всем, что мы будем делать в будущем. О плавании на теплоходе по реке Чикаго с его фирмой в июне. О триатлоне на спринтерскую дистанцию в июле. О поездке в гости к его сестре в Айову летом. О камеди-шоу, концерте, походе в зоопарк. Он вел себя, будто у нас было это будущее, и я постепенно позволила себе представлять, что мы пробудем парой больше пары месяцев.

– Серьезно, в чем подвох? – спрашивала я одногруппников и доктора Розена.

– Это ты нам скажи, – отвечал Макс.