Я качала головой. Ситуация с родителями Алекса была непростой, но он не производил впечатления человека, искалеченного травмой или опасающегося отношений. Расписание его тренировок граничило с обсессией, но никогда не изнуряло до такой степени, чтобы у него не оставалось сил общаться или заниматься сексом. Его литературный вкус казался мне слегка незрелым, но на свете много людей, которые любят Гарри Поттера – это не было серьезной причиной сбрасывать со счетов такого замечательного человека, как Алекс.

Однажды утром мы зашли в кафе позавтракать перед работой. Мы заняли кабинку у окна, скармливая друг другу кусочки маффина и ведя себя как те парочки, в сторону которых я презрительно фыркала, когда была одиночкой или мучилась с Джереми. В какой-то момент я встала, чтобы принести салфетки, и Алекс позвонил мне на сотовый, лежавший в сумке, которая стояла рядом с ним. Голосовое сообщение, которое я прослушала позже, растопило мое тревожное, ощетинившееся сердце: «Привет, красотка в кафе. Это звонит твой бойфренд. Он думает, что ты очень милая». Я прослушивала его снова и снова и думала: как же мне будет плохо, когда все рассыплется.

Доктор Розен превратился в заевшую пластинку.

– Верьте в это, мамэле. Верьте.

Недели летели, следы тревожности никуда не девались, но запоры прекратились, а радость парила высоко. Обе группы приветствовали мои еженедельные отчеты одобрительными возгласами.

– Стабильность вам к лицу, – заметил доктор Розен.

– Надеюсь, ты ставишь эти отношения нам в заслугу, – сказал Макс. – В тех других группах ты сосала грязный член и была брошена за то, что ты шикса[45]. Так что на здоровье.

Лорн показал мне большие пальцы, а Брэд подсчитал наши с Алексом объединенные чистые активы, учитывая высокооплачиваемые рабочие места. Бабуля Мэгги погладила меня по руке и прошептала:

– Я так и знала!

Я сияла и летала. Июльским утром, когда прошли полгода в понедельнично-четверговой группе, я объявила, что остаюсь. Навсегда.

– О господи! – вздохнул Макс в притворном раздражении.

– Можешь оставаться, – сказал Лорн, – но учти, я не собираюсь наряжаться на твою свадьбу. Если меня не пустят туда в джинсах, я не приду, так и знай, – и подмигнул мне с противоположной стороны круга.

Я сияла улыбкой всем им, членам моей продвинутой группы. У нас с Алексом были прочные, здоровые сексуальные отношения, и я понимала, что в основном это заслуга группы.

* * *

– Мам, – сказала я во время обычного воскресного разговора. – Я тут познакомилась с одним мужчиной. Он замечательный. Правда, замечательный. На этих выходных мы вместе пробежали 16 км.

Сообщая новости, я танцевала по квартире. Я вступила в новую реальность Кристи как женщины, которая наслаждалась высокогигиеничным, функциональным, внимательным бойфрендом. Кристи как женщины, достойной того, чтобы проводить с ней время и уделять ей внимание. Я теперь могла оставить дисфункциональное прошлое там, где ему и место – позади.

– Как замечательно, золотко! У тебя такой счастливый голос.

* * *

– Приходи ко мне на чили, – сказал Алекс однажды вечером. Он подрумянил говяжий фарш и выложил банку консервированных томатов в небольшую жаровню. Запах зиры поплыл в воздухе. Я обвила его руками со спины. Он продолжал помешивать еду.

– Ты знаешь, какой здесь секретный ингредиент? – спросил он. Я помотала головой.

Я что, забыла какую-то инсайдерскую шутку про чили? Может, Гарри Поттер любил чили? Я не хотела огорчать его, но единственное, что приходило на ум, безвкусные «пукательные» остроты.

– Ты мне скажи.

– Любовь, – сказал он. – Секретный ингредиент – это любовь.

Я съела две порции.

* * *

– О Боже мой, – произнес Лорн, когда я похвасталась в группе любовью в чили, приготовленном Алексом. – Какой он слащавый!

Я развернула кресло к Лорну и показательно пнула воздух между нами.

– Не порть мне кайф! Это было мило!

– Слащаво!

– Ты просто завидуешь.

– Чему? Дурацкому чили Алекса?

– Тебе пришлось купить Рене гигантское кольцо от Картье, а Алексу только и нужно было, что угостить меня чили!

– Ты сама-то себя слышишь?

* * *

Однажды в воскресенье мы с Алексом проснулись в пять утра, до того как солнце пустило дорожку по озеру, чтобы проехать 48 км на велосипедах по шоссе Лейк-Шор-Драйв. Мы натянули велосипедки и запаслись спортивными напитками Gatorade. Когда слезли с велосипедов, чтобы позавтракать яичницей и английскими маффинами, у нас не гнулись спины, а при ходьбе слегка пошатывало.

– Пойдем ко мне, – сказал он.

Мы целовались на его латунной кровати, наши усталые тела отяжелели от раннего подъема и многих часов работы педалями. Он стянул с меня шорты. Полуденное солнце беззастенчиво струилось на его чистые белые простыни. Кожа была соленой, и мне хотелось пить ее залпом. Он наполнил меня. Я кончала снова и снова.

Он был такой милый, этот мальчик-мужчина, который плакал весь мюзикл «Отверженные». Который показал мне, каким великолепным может быть восход солнца над озером Мичиган, если смотреть с велосипеда. Который приправлял блюда любовью и предлагал их мне. Этот мальчик-мужчина без острых граней, которые могли ранить меня. Мое сердце и тело льнули к нему.

– Этот парень – Тот Самый Единственный, – сказала Марни, после того как я познакомила ее с Алексом в суши-ресторане. Клэр сказала то же самое. Как и Патрис. И доктор Розен.

– Он мне очень нравится, – говорила я одногруппникам и друзьям. Я говорила это снова и снова; я полировала этими словами зубы. Сон мой был безмятежен.

В середине июля нас пригласили на свадьбу моей подруги Кэтрин, пациентки Розена, той, которая сдала квартиру в одном доме с Алексом. Она вышла замуж за Джейкоба, с которым познакомилась в одной из розеновских групп. За столиком номер четыре доктор Розен и его жена ели стейк и улыбались, когда пациенты друг за другом проходили мимо, чтобы стеснительно поздороваться. Перед подачей шоколадного фонтана я познакомила Алекса с доктором Розеном. Когда они пожимали друг другу руки, я увидела, как лицо доктора Розена озаряется теплом и дружелюбием. Волна полноты поднялась у меня в груди. Я никогда не была настолько сыта. Кристи, говорили они. Я слышала в этом слове любовь и признавала ее как свою. Яркая радость крутилась внутри меня, как сахарная вата.

Той ночью в моей темной спальне Алекс стянул с меня белую хлопковую ночную рубашку через голову. Я будто падала, а меня ловили, снова и снова. Он откинулся, лег на спину.