Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Карина так не сказала, поэтому моё чутьё меня не подвело.
— Я не осуждаю! — сказал я ей, ножницами разрезая одежду на Волобуеве. — Сам не без грешка. Только вот мои охуительные спиритуалистические практики, стерва такая, работают.
— Почему ты не прекратил заниматься этим сразу же, как узнал, что это ведёт тебя к печальной судьбе? — поинтересовалась Карина.
— Наверное, потому, что я был обречён на это, — пожал я плечами и сделал разрез скальпелем. — Судьба, сука её мать. Но с нею покончено, теперь я свободен… о, сейчас… Под музыку и работать приятнее.
Достаю телефон и включаю кипеловский трек «Я свободен».
— Я-я-я-я свобо-о-о-оден… — начал я подпевать, извлекая органы Волобуева и помещая их в оцинкованные ёмкости на передвижном столике. — Цузимото, мой дорогой инструмент! Ложись на соседний стол! Сегодня ты станешь некрохимероидом!
— И всё-таки? — продолжила пытаться расколоть меня Карина.
— В выборе между нежизнью вурдалаком и личем я бы предпочёл стать личем, — вздохнул я. — Вурдалаки сильны, могут существовать сотни лет, причиняя мучительную боль и неся погибель всем, кому не посчастливилось жить в их ареале обитания. Я бы жрал женщин, детей, стариков, всех. Но не просто жрал, а измывался над своими жертвами, насиловал бы их и вообще, безобразничал на все деньги. Савол, если тебе это имя о чём-то говорит, предположил, что объёма конденсированной в моей плоти некроэнергии хватало на вурдалака или стригоя — не знаю даже, что хуже.
— А в чём разница? — показала пробелы в знаниях об этом мире Карина.
— Вурдалак — строгий индивидуалист, прибегающий к сотрудничеству с другими неупокоенными только в уникальных случаях, — пинцетом взяв сигарету с подноса. — Не могла бы ты…
Карина подошла, взяла с подноса зажигалку и подкурила мне сигарету.
— Благодарю, — кивнул я ей. — А стригои — это социальные твари. Где-то через сотню-полторы лет, стригой имеет шансы стать матриархом, для чего у него отрастает настоящая пизда и вторичные половые признаки в виде двух-трёх пар сисек. Далее он находит себе жертв мужского пола и начинает их трахать. И вот с этого момента можно отсчитывать время до того, как неудачливому краю, где завёлся матриарх стригоев, настанет форменный и безальтернативный пиздец. Умрут многие тысячи, прежде чем удастся вывести эту заразу из каждой дыры, куда не попадают лучи Солнца. Хотел бы я стать стригоем? Нет, мне ещё дорог мой член. И трахать мужиков… не, не моё.
— А ты не думал, что лич — это худшая участь для этого мира? — спросила Карина.
Делаю серию затяжек и выдыхаю густое облако дыма.
— Думал, — ответил я ей, отставляя пинцет с сигаретой на столик. — Но вот он я, перед тобой. Я занимаюсь созидательным трудом, даже науку не забываю, в моих землях безопасно и выгодно жить, но люди, сукины дети, всё никак не хотят идти под мою руку. Это расстраивает меня, ведь я столько всего подготовил…
— Ты мертвец, источник первородного зла, — напомнила мне Карина. — Я бы тоже добровольно не пошла под руку лича.
— Ну, это дискуссионный вопрос, — поморщился я. — Я ведь хороший, ты же знаешь. Я же хороший?
— Это тоже дискуссионный вопрос, — усмехнулась Карина. — Но твой имидж сильно испорчен тем фактом, что ты лич и ведёшь себя, как лич.
— Мда… — задумчиво произнёс я. — Мне нужно нанять хорошего имиджмейкера… Ты знала кого-нибудь из стояночников с такой профессией?
— Вадим был кем-то вроде того, — припомнила Карина. — Но его убили при нашествии мертвецов. Ещё Евгения в прошлом была пиарщиком, но я точно знаю, что её казнили по приказу Ариамена. А! Владимир! Его продали на ферму под городом, потому что он показался персам бесполезным, но я припоминаю, что он раньше был имиджмейкером при каком-то депутате, с которым имел дело Кирилл Кириллович.
— Ты Кирича только по батюшке называешь? — слегка удивился я.
— Это для тебя он просто Кирич, а для нас он был спасителем и благодетелем, — ответила на это Карина. — Оплатил моей матери лечение, а также устроил двоих моих братьев на хорошие должности в крупных компаниях — он для меня Кирилл Кириллович.
Кирич развернулся во всю ширь, сорил дармовым баблом направо и налево, причём так интенсивно, что даже другим перепадало…
— А где сейчас твои мать и братья? — поинтересовался я.
— Мертвы, — ответила Карина. — Они не пожелали переходить в этот мир, а когда началось, было уже слишком поздно что-то менять.
— Трагически, — изрёк я. — Владимир, говоришь?
— Владимир Лужко, — сообщила Карина. — Если ещё не мёртв, то должен находиться на пригородных угодьях.
— А вообще, соображает что-нибудь или так, просто состоял при депутате? — поинтересовался я.
— Вроде бы учился на это, — не очень уверенно ответила Карина.
— Тогда я отправлю пару своих бойцов, чтобы выкупить его, — решил я. — Стража!!!
Немёртвый из боевого охранения примчался спустя пять секунд.
— Сходи к Кубмасару, скажи, чтобы со следующим караваном в Сузы отправил покупателя рабов, — велел я. — А теперь записывай. Мне нужно, чтобы был куплен Владимир Лужко — он может представлять определённый интерес. Денег пусть не жалеют, но в разумных пределах. Если он уже мёртв, то пусть найдут того, кто занимался раньше пиаром и имиджмейкингом. Правильно написал? Эх, что у тебя с ушами? Дай сюда! Как купят Лужко или других, пусть обращаются бережно, но не позволяют сбежать. Передай Кумбасару и скажи, чтобы не задерживали.
— Будет исполнено, повелитель, — поклонился немёртвый стражник.
Возвращаюсь к кишкам Волобуева. То есть перехожу к Цузимото, уже вскрытому Кариной.
— До сих пор вымораживает видеть, как вскрытый человек внимательно наблюдает, как ты вскрываешь его и извлекаешь органы… — произнесла она.
— Это не человек, — поправил я её. — Ставь кишки на новое место.
— Внутренности как у человека, ходит, как человек, говорит, как человек, — произнесла Карина в ходе установки кишечника. — Можешь относиться к ним как угодно, но он человек.
— Немёртвый, — вздохнул я, вновь поднимая пинцет с тлеющей сигаретой. — Инструмент.
— Как скажешь, — сказала мне Карина. — Кстати, я тут добилась кое-каких результатов с фульминатом серебра. Нигредо распадается при концентрации 0,001 грамм на литр, а вот альбедо, при минимальных концентрациях, начинает какие-то сложные реакции.
Фульминат серебра, также известный как гремучее серебро, это взрывоопасная серебряная соль, особо токсичная для всех немёртвых. При достаточной концентрации, это дерьмо взрывается, как говорят, даже от прикосновения падающего пера. Я хотел использовать это для разработки капсюлей, но производство фульмината серебра — это сложный и опасный процесс, более сложный и опасный, чем производство гремучей ртути. Но требует он одного — азотной кислоты. Я счёл, что выгоднее будет идти по пути бертолетовой соли, через электролиз гашёной извести.
— Надо будет посмотреть, — произнёс я. — Ты ведь записала всё в лабораторный журнал?
— Я бы обиделась на тебя, но ты меня тоже не знаешь, — усмехнулась Карина.
— Никогда не считал, что знаю тебя, — ответил я на это. — Давай тогда поскорее закончим с этими двоими, после чего перейдём к лабораторным опытам.
Нужно где-то достать побольше оборотней или выведать рецепт их создания. Самостоятельно этого не узнать, нужен кто-то, кто знает. Ариамен…
— Стража! — выкрикнул я. — Отменяйте отправку посыльного! Я сам поеду в Сузы!
Глава двадцать первая. Допрос без пристрастия
/3 января 2028 года, сатрапия Сузиана, г. Сузы/
— Эх, у нас в это время была бы холодина… — вздохнул я, глядя на оживлённую главную улицу города моего конкурента.
Сейчас в России тоже холодина, как почти везде на Земле. Интересно было бы узнать, что послужило причиной, но спросить не у кого. Кирич, наверное, знает. Или Савол. Или его дружок, как там его? Ниалль? Найти бы этих шерстяных индивидов…
— Чего ты забыл в моём городе? — не очень вежливо поинтересовался сатрап Ариамен. — И зачем ты взял с собой эту?
Мы ехали в паланкине, который несёт восемь немёртвых — у Ариамена есть свои некроманты и он пользуется всеми благами, даруемыми этой наукой. Карина пристально смотрела на него своими исцелёнными глазами.
— Я пришёл заключить с тобой несколько сделок, — ответил я. — А Карину я взял по причине того, что это она меня попросила. Хотела посмотреть на тебя.
— О каких сделках идёт речь? — уточнил сатрап.
— Во-первых, у меня в обозе есть четыре тонны