У дверей бара он объявил Габеру, что тот может возвращаться в гостиницу один. К его удивлению, шеф охраны не возражал. Должно быть, просчитал, что от такого хозяина лучше держаться подальше. Особенно тогда, когда Хаммерштайн ходил по лезвию бритвы.

Рудольф поймал такси, чуть было не оказавшись под колесами, и смеющаяся парочка погрузилась в просторный салон, оставив Габера с ключами от «форда» в кармане. Тина назвала адрес вслух, из чего следовало, что, по крайней мере, водитель является техном.

В такси оказалось довольно уютно, темно, и пахло пивом. Через минуту Руди осознал, что различает запахи духов, помады и особый запах женщины... Жар вожделения, мягкие губы, податливое тело... К своему удивлению, он обнаружил, что ему не нужно имитировать страсть. Все чаще он замечал за собой неконтролируемые проявления инстинктов, но не понимал – хорошо ли это или плохо. То, что он считал возвращением в животное состояние, напоминало ему нечто забытое, мучительной занозой засевшее в подсознании...

К тому моменту, когда он стащил с девушки трусики, оказалось, что такси уже подъехало к ее дому. Пришлось помятыми и возбужденными выбираться наружу, где их немного отрезвила нахлынувшая ночная прохлада. Трусики он все же успел сунуть в карман в качестве трофея.

Тина жила в доме, выстроенном в начале века в рациональном северо-европейском стиле. В его облике не было ничего лишнего, если не считать каких-то фигурок по углам крыши. Приглядевшись, Руди узнал в них демонов позднего буддизма. Многорукие, многоногие, оскалившиеся божки зловеще пялились сверху на гостя, но он лишь равнодушно скользнул по ним взглядом. Его Лоа обитали в другом слое – в зловонной луже кошмара, где не осталось места для веры.

Внутри дом был обставлен более чем скромно. Стандартная мебель из металлических каркасов и пластиковых панелей. Пара картин примитивистов на стенах. Уменьшенная скульптурная копия работы Эрнста Неизвестного. Никаких цветов – вообще, ничего живого. Стерильное жилище стерильно чистого человека, не желающего укореняться в преходящем...

Они торопливо сбросили одежду. Заперлись в душевой, и постель пришлось отложить на потом. Игра им понравилась и несколько затянулась. Они ласкали друг друга под тугими струями воды. Скользкие тела, облитые пеной, утратили индивидуальность. У Тины впервые был любовник, с которым она могла забыть обо всем, кроме секса. Естественно, он воспользовался этим.

Руди ненадолго отлучился – якобы, в туалет. На самом деле он пробрался в спальню и нашел там то, что хотел найти: музыкальную шкатулку. Он вскрыл ногтем «шрам» на груди и залез пальцами в образовавшийся карман. Его кожа снова приобретала чувствительность. Прикосновения были еще не болезненными, но достаточно неприятными...

Он вынул золотые диски, тускло мерцавшие в свете уличных фонарей, падавшем сквозь жалюзи, и очистил их от какой-то подозрительной слизи. Выбрал нужный диск, включил воспроизведение и убрал звук. Постоял немного, пока не почувствовал вибрацию, и вернулся в душевую.

Первый тайм был окончен; второй они решили провести в спальне. Девушка была распалена, и Рудольф знал причину. После небольшого технического перерыва он возобновил атаку, ожидая, когда мантра начнет действовать.

Спустя некоторое время ее взгляд стал не просто томным – глаза опустели, а в движениях появилось механическое однообразие. Она повторяла свои ласки настойчиво, как хорошо заученный урок, но между ощущением и удовольствием уже упал темный занавес...

«Вот такими их и нужно брать, – думал Рудольф. – Тепленькими, когда они меньше всего ожидают атаки и обнажают не только тела, но и свое жалкое „эго“...» Он думал об этом, но мысли принадлежали не ему. Он повторял про себя чужие слова, правильно расставляя акценты, и даже помнил интонации, с которыми когда-то они были произнесены, хотя с таким же успехом мог бы выговаривать фразы на незнакомом языке...

– Хватит! – приказал он, и Тина тотчас обмякла, увяла на нем, упала вперед и накрыла его лицо удушливой маской, сплетенной из гладких черных волос. Он оттолкнул ее в сторону и неторопливо оделся.

Было что-то около полуночи. Он находился в самом сердце враждебной империи, но не испытывал по этому поводу ни малейшего трепета. Интенсивность психо-поля, создаваемого скоплением сильнейших психотов планеты, была здесь выше, чем в любом другом месте, но он – счастливая кукла – не ощущал этого. Для него разница между населенными пунктами была чисто географической.

Быстро обыскав квартиру, он обнаружил револьвер в нижнем ящике стола. Это был «кольт-питон» с укороченным стволом. Тут же нашлись несколько ускорителей заряжания, наполненных патронами. Присмотревшись, он понял, что патроны снабжены серебряными пулями. Не задумываясь о том, что бы это значило, он присвоил себе револьвер, а кроме того, миниатюрную музыкальную шкатулку с аккумуляторным питанием, и счел себя готовым к предстоящей миссии.

...Тина лежала в той же позе, в какой он ее оставил. Она напоминала голое коченеющее животное с остекленевшими глазами. Несколько минут он изучал ее зрачки и реакции, воздействуя на тело в определенных точках. Транс был очень глубоким и продолжительным. Руди отключил рокотавшие на пределе слышимости барабаны. Кто взял ее душу: Китта, Зох, Мондонга?.. Выяснять это не было времени, хотя многое зависело от того, как поведет себя живой инструмент, оказавшийся в его руках.

Золотой диск вернулся в карман на груди, и на этот раз Хаммерштайн почувствовал какое-то незначительное сопротивление – вероятно, полость начала зарастать.

– Иди за мной! – прошептал он так тихо, что сам едва себя услышал. Но ОНО услышало. Тина послушно поднялась на ноги и направилась к выходу. Он не стал тратить время на то, чтобы одеть ее... Странная парочка снова оказалась на улице – мужчина без малейших признаков опьянения и голая девушка, не испытывавшая по этому поводу никаких неудобств.

Первый же таксист уставился на нее и пялился до тех пор, пока Рудольф не отключил его ударом в височную область. Потом он оттащил беднягу в ближайший садик и оставил отдыхать среди голых фруктовых деревьев и нарисованных прямо на сером фундаменте дома цветов. И вдруг он почуял их запах...

Наваждение оказалось недолгим. Нарисованные цветы ожили. Зашевелились. Начали превращаться в зыбких многоруких тварей. Они были странными – молочно-белыми, как луна, и загадочными, словно существа из туманных сновидений... Руди постоял среди них, не понимая, откуда исходит неопределенная угроза. Тревога сама по себе была дурным признаком – она означала, что он теряет неуязвимость.

...Цветы образовывали завораживающий текучий узор, постепенно приобретавший еще одно измерение, в котором проступили части человеческих тел, как на «трехмерных» картинках со скрытыми образами. В раскрывающейся чашечке одного из цветов Руди увидел рельефное лицо Илии Каплина. Оно было изъедено круглыми порами, а из пор, словно из мясорубки, просачивался окровавленный фарш...

Зомби смотрел на магическую стену, пытаясь разделить иллюзию и реальность. На его счастье, психотические игры были ему абсолютно чужды, поэтому он довольно быстро освободился от влияния наведенных образов. Сложная топография стены использовалась в качестве прикрытия – это был старый фокус с невидимостью, изобретенный первыми психотами еще на заре новой эры.