– Неужто все-таки отловил генерала, Коля? – спросил я. – Хотя, конечно, адмирала, но все равно выглядит авантажно….

– На ступенечку недотягивает, вот невезение… – грустно ответил Жиган. – Ничего, война еще не кончилась… Главное, аккуратненько взяли, как в аптеке.

– Действительно, – сказал Мазуров. – У них там километрах в нескольких отсюда еще один лесочек с проселочной дорогой и минимальным движением. Смотрим, катит «девятьсот первый» «Хорьх», без всякой охраны, в машине только водитель-мореман, а на заднем сиденье – этот гусь. Ну, водитель был нам ни к чему, мы его сразу списали в неизбежные потери, а гуся взяли вместе с портфелем, целый капитан цур зее, – по-нашему, капитан первого ранга. Начальник штаба сводного морского полка – они как раз его на передок перебрасывают.

– Ушли чисто?

– Конечно, – сказал Мазуров. – Отогнали машину километра на два назад, где у нас была еще одна неизбежная потеря прикопана, посадили на заднее сиденье, нацепили на него капитанский пояс с кортиком и кобурой, сожгли машину аккуратненько. Контрразведка у немцев уже не та, части сборные… Прокатит…

Он уставился поверх моего плеча с нескрываемым удивлением. Только теперь отвлекся на окружающее и увидел, что его орелики с тем же удивлением таращатся на Линду, стоявшую от нас метрах в пяти и демонстративно полуотвернувшуюся, – всем видом давала понять, что не собирается, как рядовой и положено, слушать разговор офицеров, наверняка касавшийся военных тайн. Ну конечно, они все видели ее у моста, а Мазуров еще и у меня в доме, – а уходили они в поиск до того, как она оказалась в рядах, получила форму и красноармейскую книжку…

У Мазурова вдруг стало лицо человека, сделавшего гениальное открытие. Я никогда не считал себя великим знатоком человеческих душ, а уж мыслей не умел читать вовсе, но нетрудно было поставить себя на его место.

Майор Седых берет в машину немку-беженку, чего никогда прежде не делал – ну, объяснение этому подыскать можно. Потом она объявляется хозяйкой в его доме – тоже есть объяснение, вполне житейское, будничное. Но потом она вдруг появляется в советской военной форме, а это уже никак в житейско-бытовые версии не укладывается.

В глазах Мазурова светилось понимание. Не посвященный, конечно, во все детали этой истории, он явно сделал неверный вывод, а вот дальше рассуждал строго логично: уж коли так все обстоит, девушка, несомненно, наша разведчица, и майор Седых, как начальник дивизионной разведки, пусть и временный, встречал ее в условленном месте… Понятно, уверовав в свои дедуктивные способности, ни единого вопроса не задал – ну конечно, туго понимал насчет военных тайн…

– Вы что же, – сказал я с некоторым удивлением. – Днем переходили?

– Ночью, конечно, – сказал Мазуров. – Просто с этим гусем случилось что-то вроде припадка. Лежал, блевал, пену пускал, орал, что у него ноги отнялись, и точно: всякий раз как ставим на ноги, кувыркается, словно ноги у него ватные. Будь это на немецкой стороне, мы бы его непременно на себе поперли, а здесь, на нашей, решили не трогать – вдруг затянется, а гусь важный, живое дополнение к портфелю, в котором много интересного. Час поздний, но нашли мы ему доктора на передке. Уколы какие-то делал, порошки в рот сыпал. Он нам рассказал, как это на латыни называется, но у меня сразу из головы вылетело. Если по-русски – какой-то там истероидный синдром… от резкой перемены обстановки и своего социального статуса. Я один раз нечто похожее наблюдал… В общем, дали мы ему отлежаться, доктор посоветовал.

– Они ж все чуточку психи, – сказал Колька-Жиган, уловив паузу в нашем разговоре. – Сидят под водой в этих консервных банках, а главное: чуть что, деваться некуда. Лупят по ним глубинными бомбами, а они и из паршивого пистолетика ответить не могут. Со мной в Сандомире, в палате для выздоравливающих, лежал один морячок с подлодки, так и неизвестно, что его на сушу занесло. Он и порассказал про их житье-бытье. Б-рр… – Его нешуточно передернуло. – Я б с ним не поменялся….

– Ничего, вполне оклемался, – сказал Мазуров. – Доведем до места, мы ему мундирчик почистим, фуражечку напялим. Коля молодец, сберег.

– Неужто я не понимаю? – ухмыльнулся Жиган. – Такого гуся начальству надо представлять при полном параде – товарного вида больше. Ничего, товарищ майор, если мы документы вам отдадим сразу, а самого представим через часок, когда приведем в божеский вид, побреем и даже одеколончиком побрызгаем? У него там в портфеле роскошный флакон с парусником на этикетке, мы понюхали – приятно воняет…

– А пожалуй, – подумав, сказал я. – Обычно этих приводят в обтрепанном виде, сделайте уж из этого плакатного красавца. Только вот один нюансик… Представлять его будете уже не мне. Пока вы по немецким тылам шатались, многое изменилось. И дивизионная разведка полностью укомплектована, и постоянный начальник у нее есть. И имейте в виду, в штабе дивизии сидит полковник Зимин из разведки армии. Как прилетел слушать Сабитова, так и сидит, вас дожидается. Так что имейте в виду: никаких кубанок, сапог гармошкой и прочих отступлений от уставной формы одежды. Не любит Зимин этой, как он выражается, «махновщины», разнос устроит, несмотря на ваш ценный трофей…

– Спасибо, что предупредили, товарищ майор, – серьезно сказал Жиган. – Пока не сталкивались, но наслышан – формалист тот еще…

– Выслушал Сабитова и ждет нас, – сказал Мазуров с видом человека, кое о чем догадавшегося. – Товарищ майор, разрешите на два слова? – Явно постарался оказаться подальше от Линды, теперь составил о ней определенное мнение и считал своей, но все же посторонней в невеликом звании, точнее, без всякого звания.

Мы отошли от разведчиков метров на десять, но Мазуров все равно понизил голос:

– Мимо вас, товарищ майор, эта информация все равно не пройдет, я знаю. Дело даже не в трофее. Главнее, что мы оттуда принесли, – немцы совершенно не подозревают о концентрации наших танков на левом фланге. Никаких особых мер противотанковой обороны не принимают. Вторую линию обороны, правда, оборудуют, ну так они ж ее всегда при любой возможности оборудуют…

– Вот и у Сабитова те же сведения…

Мы переглянулись и прекрасно поняли друг друга.

– Значит, скоро… – сказал Мазуров.

– Да уж наверняка, – поддакнул я.

– Разрешите идти?

– Идите, – кивнул я.

Они построились в прежнем порядке и бесшумной цепочкой втянулись в лес (с тем же любопытством украдкой бросая взгляды на Линду). А она, посмотрев им вслед, подошла ко мне с совершенно безмятежным лицом:

– Я же говорила, Теодор, это свои. Не считая этого… С какой злобой он на меня смотрел…

– Все, что ему осталось, – хмыкнул я. – Ну что, пошли не спеша назад. Времени не много и не мало, в самый раз…

– Пошли, – сказала Линда. – Спасибо за прогулку, Теодор. Было так чудесно. Когда еще такая безмятежная выдастся…

Я подозревал, что не скоро. Учитывая, что немцы ничего не знают о наших танках, учитывая, что полковник Зимин безвылазно сидит в штабе дивизии, а комплектование дивизии завершено… Похоже, в самом скором времени предстоит еще одна прогулка – далеко не такая мирная и приятная, и уж безусловно, без Линды рядом…