Он с улыбкой повернулся к залу.

– Послушайте, месье, вы находитесь в суде, под присягой. Так вы уверены или нет?

– Да, у нее был стресс, такое не забывается.

– А потом?

– Потом я увидел, что они разговаривают. Девушка расплакалась и ушла.

– А он?

– А он пошел дальше так, как будто это не его проблема.

В суд вызвали и водителя «Убера», который отвозил Милу домой. Это был молодой, лет двадцати, мужчина азиатской наружности, в черном костюме и белой рубашке. Он дал короткие показания, затем ответил на вопросы председателя суда.

– Девушка плакала, как будто настал конец света. Я спросил ее, не могу ли чем-нибудь помочь, она сказала «нет», еще сказала, что все пройдет, что ничего серьезного не случилось, что ее приятель бросил ее и ушел к другой и ей плохо.

– А потом? Вы знаете, что она делала потом?

– Я уже не помню: эти два года я постоянно возил клиентов, больше десятка в день. Она плакала не переставая, это точно, потому что нечасто у меня в машине девушка вот так убивается, а что было потом, я не знаю.

К свидетелю подошел мэтр Селерье:

– Она говорила вам о том, что случилось?

– Нет, только сказала, что ей плохо.

– Когда вас допрашивали полицейские, вы заявили, что она будто бы вам сказала: «Я его ненавижу».

– Если я так сказал, значит, это правда, но, честно говоря, столько времени прошло…

– Вы не знаете, поставила ли она вам какую-нибудь отметку, когда вышла из машины? Оставила ли отзыв?

– Нет-нет, мы никогда этого не знаем, а я поставил ей четыре звездочки – столько я обычно ставлю симпатичным клиентам, пятерку никогда не ставлю, ее достоин только Всевышний.

– Ну что ж, а она вам поставила пять звездочек, – произнес адвокат и обратился к присяжным: – В то время как мадемуазель Визман заявляет нам, что ее только что изнасиловали, у нее хватает сил и ясности рассудка, чтобы поставить оценку своему водителю. Мне больше нечего добавить.

Свидетельские показания дали и приятели Александра, присутствовавшие на вечеринке. Все они отметили, что он, по их мнению, был слегка нетрезв, но не выглядел встревоженным или испуганным. «Он показал нам трусы, и мы выпили. Потом танцевали до четырех часов утра». Показания Реми Видаля отличались от свидетельств остальных: он вышел к трибуне, весь дрожа. Изложив факты, он заявил, что сожалеет о том, что настоял на ритуале посвящения новичка:

– Девушки, которые прошли через такое испытание, пережили нечто серьезное, и их рассказы об этом меня глубоко волнуют. Я никогда не думал, что причиняю им сильную боль, унижаю их, когда, например, говорю, что им не место в инженерных школах, или, когда кто-то из них добивается успеха, – что она попала туда только благодаря квоте. Должен сказать, что эта история меня потрясла. Далее: я не знаю, делал это Александр или не делал, и мне невольно хочется усомниться в заявлениях этой девушки, поскольку я не могу поверить в то, что мой друг мог совершить нечто подобное, однако я буду впредь воздерживаться от любых негативных высказываний в ее адрес, потому что, послушав истории всех этих девушек, женщин, понял: они хотят, чтобы их выслушали, чтобы им поверили.

В конце дня председатель попросила вызвать в зал суда свидетеля Мишеля Дюрока.

– Меня зовут Мишель Дюрок. Я крестный отец Александра. Работаю врачом-гинекологом в Обервилье. Я знаю Александра с самого рождения. Это был милый, впечатлительный ребенок, который легко мог расплакаться. Жан постоянно заботился о сыне, но плохо с ним обращался. Алекс боялся отца. Иногда мальчиком овладевало сильнейшее беспокойство, он вообще был склонен к тревожности, порой ему случалось впадать в ужасное состояние, в такие моменты отец был с ним очень жесток, я сам видел, как он его шлепал или даже отвешивал ему пощечины, но Жану никто не мешал, не перечил, потому что он был знаменитостью, и ему самому приходилось непросто. Он часто унижал сына прилюдно, с маниакальным упорством требовал от него высоких результатов во всем, и это расшатывало психику Александра. Он вырос в тени властного отца, который с трудом сдерживал свою агрессивность, однако иногда она выплескивалась через край. Вот и все, что я хотел сказать.

– Вам известно, как Александр Фарель вел себя с женщинами?

– Нет.

– Почему в интервью, которое вы дали одной газете, вы назвали его отца «куском дерьма»?

– Он приспособленец, в нем нет ничего хорошего: я имею право так сказать, потому что был его лучшим другом. Из-за него сын страдал сам и заставлял страдать других.

– Месье, мы собрались здесь не для того, чтобы судить отца, это судебный процесс над его сыном.

– Александр – приличный молодой человек, но он под пятой у отца. Кстати, я хотел бы кое о чем рассказать.

– Мы вас слушаем.

– За несколько месяцев до случившегося Александр встречался с молодой женщиной старше его, политическим советником по имени Ясмина Вассер. Она от него забеременела. Когда отец Александра об этом узнал, то пришел в бешенство, сумел как-то убедить ее – а вероятнее всего заставить – сделать аборт, и по просьбе Жана я ей в этом помог. Он шантажировал ее, угрожал погубить ее карьеру, он всегда хотел контролировать жизнь сына. Жан любит всем управлять, он на этом помешан.

– Что вы имели в виду, когда сказали: «Я ей в этом помог»?

Мишель Дюрок устало навалился на трибуну.

– Как именно вы ей помогли? – не отступала председатель суда.

– Когда они пришли ко мне, Жан и она, допустимый срок для прерывания беременности уже прошел, и она не могла поехать за границу. Аборт ей сделал я.

– Позже положенного срока? Но французским законодательством это запрещено.

– Меня заставил его брат Лео, он мне угрожал. Все пошло не лучшим образом, девушка плохо перенесла вмешательство, у нее открылось кровотечение, короче, все это было отвратительно, мы, трое мужчин, участвовали в производстве аборта. Александр об этом даже не догадывался. Он узнал обо всем случайно, когда его отцу вручали награду, то есть в тот день, когда и произошло предполагаемое изнасилование.

Александр, в состоянии шока, скорчился на стуле.

– Как Жан Фарель вел себя с сыном?

– Он говорил, что Александр обязан быть лучшим, унижал его, бил, постоянно твердил о том, какое у него, Жана, было трудное детство и сколько он всего пережил.

– Вам известно прошлое Жана Фареля? Вы знаете, почему он так вел себя с сыном?

– Эта семья сама по себе – история жестокости. Он рассказывает всем и каждому, что его мать умерла от передозировки, но это неправда: ее убил его отец, он нанес ей четырнадцать ударов ножом, когда узнал, что она собирается уйти от него. Жан обнаружил ее, придя из школы. Отца арестовали. Три года спустя он повесился у себя в камере.