– Кто был в курсе?

– Почти никто. Александр этого не знал.

Мишель Дюрок снова сел на место. Жана на заседании не было, он записывал очередное интервью. Далее заседание протекало довольно однообразно. О Миле Визман доброжелательно отозвались несколько свидетелей, выступивших один за другим: ее друзья, ее врач, охарактеризовавший ее как «энергичную, волевую девушку», два бывших учителя. Последние показания ухудшили положение Александра: бывшая домработница Фарелей сообщила, что он, как только просыпался, сразу же начинал смотреть порнофильмы. Потом рассказала, что Александр преследовал Ясмину Вассер после того, как они расстались: она слышала его разговоры. Свидетельские показания были поставлены под сомнение мэтром Селерье: он упомянул о том, что у домработницы имелись финансовые разногласия с семьей Александра. На этом все и закончилось.

В процессе наступил момент, который все особенно предвкушали. Десятки людей томились в очереди перед входом в зал, надеясь присутствовать на выступлении Жана Фареля. Он был в костюме из гладкого серого сукна и белой рубашке. Он подошел к трибуне и обратился к присяжным:

– Каково это для любящего отца – рассказывать о сыне мужчинам и женщинам, коим предстоит судить его и, возможно, приговорить к пятнадцати годам лишения свободы? Над этим вопросом я размышлял не одну неделю, и вот я здесь, перед вами. Этот молодой человек в стеклянной клетке, которая сама по себе его обвиняет, хотя он должен пользоваться презумпцией невиновности, – мой сын, он был и остается величайшей радостью моей жизни. Он появился у меня, когда я достиг определенного возраста: я узнал, что стану отцом, на пороге пятидесятилетия. К тому времени после многочисленных безрезультатных попыток с моей первой женой я уже решил, что бесплоден. Когда Клер, моя вторая жена, сообщила, что беременна, я сначала не поверил, поскольку привык не верить, пока не увижу результата. Могу признаться: я считал себя слишком старым для того, чтобы стать отцом. Я не хотел превратиться в старика, когда моему сыну исполнится двадцать пять. Не хотел, чтобы он видел, как меня покидают силы, не хотел, чтобы ему пришлось заботиться обо мне. Я ошибался: его появление на свет стало самым прекрасным днем моей жизни, оно подарило мне второе дыхание. Хочу вам признаться: я спрашивал себя, как мне удалось дать жизнь такому красивому ребенку. Мне помнится, он был очень беспокойным младенцем, плохо спал, часто плакал. Это было дитя, которое боялось – но кого? Чего? Мы были любящими родителями, но факт остается фактом: нам никогда не удавалось его успокоить. В три года он сказал, что боится умереть. Нынче принято связывать тревожность с ранним развитием, но тогда все говорили, что это мы виноваты, что мы что-то упустили. Да, это правда, несколько лет он спал между мной и моей женой, но только потому, что ночью орал так, что соседи грозили вызвать полицию. Что нам было делать? Мы оставили его спать между нами. Не стану скрывать, тем более что эксперты тоже об этом говорили: он страдал неврозами, навязчивыми состояниями, необъяснимыми страхами. Вместе с тем он был милым, очень ярким ребенком, и даже если в начальной школе и особенно в коллеже с трудом заводил друзей, то преподаватели его обожали. Это был чувствительный, ласковый ребенок, вместе с матерью читал стихи на ночь, чтобы заснуть. Во время этого процесса было сказано, что я поднимал на него руку, да, такое случалось несколько раз, потому что меня самого так воспитывали, и я об этом сожалею. Меня в детстве бил отец, но я не собираюсь оправдываться, только пытаюсь объяснить, вот и все. Мы с сыном прекрасно ладили, часто вместе занимались спортом, это я приохотил его к бегу по гористой местности, и он быстро стал чемпионом в этой дисциплине: ему всегда удавалось преодолевать себя. В подростковом возрасте он страдал анорексией, и я считал, что это моя вина. Моя профессия всегда требовала от меня соблюдения очень строгой диеты, я контролировал все, что мы ели, вывесил на холодильник список запрещенных продуктов, у него на глазах взвешивал свою еду: мне приходилось себя ограничивать. Также тут было сказано, что я был помешан на его школьных успехах, но поставьте себя на мое место, и вы поймете, что в той среде, откуда я вышел, успехи в школе – единственная возможность подняться по социальной лестнице. Я хотел, чтобы мой сын получил прекрасное образование, которого не смог получить я. Сыну отравляли жизнь мои собственные навязчивые мысли. Наша бывшая домработница недавно рассказывала о том, что Александр с самого утра смотрел порнографические фильмы; лично я никогда его за этим не заставал и не знал об этом, но честно говоря, даже если это так, я не вижу никакой связи между порнографией и жестокостью, абсолютно никакой. Потом были два года учебы на подготовительных курсах, очень тяжелые, и попытка самоубийства, которая действительно имела место на первом году его обучения в Политехнической школе. Тогда мы предпочли думать, что во всем виновата суровая военная подготовка. Мы не замечали – или не хотели замечать, – что ему плохо. А потом он встретил Ясмину Вассер. Поначалу он был влюблен, очень переменился, казалось, был счастлив, но все вскоре осложнилось, отношения продлились недолго, возможно, именно тогда в нем что-то оборвалось, и он утратил уверенность в себе. Его оттолкнули, и он этого не вынес. Она забеременела, решила сделать аборт, и вчера, как мне сказали, здесь говорили о том, что якобы я принудил ее к этому, но это неправда, я помог ей организовать все наилучшим образом, чтобы оградить ее от слухов, потому что именно этого она больше всего и хотела! А потом она уже не пожелала общаться с ним, а он начал ее преследовать. Он вел себя так же, как мы все вели себя, когда были безумно влюблены, а женщина, которую мы любили, отвергала нас. Это закончилось довольно быстро, он ее забыл. Я на самом деле полагаю, что он не насиловал эту девушку, Милу Визман, во всяком случае, он этого не хотел. Ведь бывает же, что человек совершает нечто, чего сам не хочет? Да, я в это верю. В моей собственной семье так и случилось. Мишель Дюрок сказал правду. Я действительно нашел свою мать мертвой, когда мне было девять лет, и убили ее не наркотики, а мой отец. Мою мать сильно избил, а затем несколько раз ударил ножом мой отец. Он тогда только что освободился из тюрьмы и в тот день вдребезги напился и накачался наркотиками, а потом узнал, что мать в его отсутствие забеременела; я уверен, он этого не хотел, но все-таки убил ее несколькими ударами ножа, один раз попав в живот, а она тогда была на восьмом месяце… Ребенка удалось спасти: это мой брат Лео. Скорую вызвал я. Знаю, такие истории слушать тяжело. Я сделал все, что смог, чтобы создать себя заново и построить достойную жизнь.

Он выдержал длинную паузу, потом продолжал:

– В тот вечер, когда Александр ходил с Милой Визман к друзьям, он выпивал, курил траву, принимал наркотики, то есть пребывал в ненормальном состоянии, к тому же он был воспитан в духе свободного отношения к сексу, считал его легким, ни к чему не обязывающим развлечением. Другого объяснения я не нахожу. Мой сын – а я знаю его лучше, чем любой из присутствующих, – не насильник-извращенец, каким его пытаются здесь представить. Приходится все же напомнить, что он предстал перед судом в крайне напряженный момент: в последнее время женщины свободно выражают свои мысли и рассказывают о грубых посягательствах, жертвами которых они стали. Это, конечно, хорошо, но давайте признаем, что имеем дело с полноценной массовой истерией. Мы стали свидетелями настоящей травли мужчин; в социальных сетях их безжалостно линчуют, будто свора сорвалась с привязи – иначе не скажешь. Если судить по тому, что пишут в комментариях, то все мужчины – потенциальные насильники, все – свиньи. Но уверяю вас, мать не воспитывала Александра как свинью. Она воспитала в нем понятие о равенстве мужчин и женщин. Александр стал козлом отпущения в безумной кампании доносов, охватившей наше общество. Мне приходится с горечью напомнить вам, что доносы – явление, напрямую связанное с худшими временами в истории Франции. И вот что еще я вам скажу: все это лицемерие, потому что в восемнадцать лет человек уже достаточно взрослый и знает, что делает. Когда совершеннолетняя девушка среди ночи идет с мужчиной в укромное место, она знает, что делает, она не жертва и сама отвечает за свои поступки. Разумеется, она могла поддаться его влиянию, а потом ей стало стыдно, и она пожалела о свершившемся; в любом случае в решающий момент она не произнесла того слова, которое заставило бы моего сына остановиться, – слова «нет». Давайте признаем, что попали в «серую зону» неопределенности: он думал, что она согласна, а она не выразила решительного отказа. Он уже с лихвой заплатил за то, что произошло: недоучился в Стэнфорде, и карьера в США для него теперь закрыта навсегда, прекратил свои тренировки, попал в тюрьму, где заключенные так избили его, что он больше не выходит из камеры. Он совершенно уничтожен, хотя сам об этом не скажет, и, боюсь, уже никогда не придет в себя. Александр – хороший парень, так говорят все его друзья: он здравомыслящий, преданный, отважный, упорный, поэтому я считаю, что нельзя ломать жизнь человека, умного, честного, любящего, молодого, которому до настоящего времени все удавалось, из-за каких-то несчастных двадцати минут?