– Отказываешься? Да и кто сейчас читает фамилии в титрах?

Городецкий, забыв о приличиях, послал его отборным матом. А знакомый не обиделся, заржал:

– Ну, ты даешь, маэстро! Тут ведь у нас очередь из таких, как ты! Я ведь тебе по дружбе…

И Женя его кормила все эти годы.

Пока он не объявил ей, что их семейная жизнь закончилась.

* * *

Он тогда впал в такое отчаянье, в такую тоску… Женя старалась как могла. Готовила его любимые блюда, приносила из проката дорогие сердцу картины. Пыталась вытащить его погулять. И молчала, не лезла в душу. Ни одного плохого слова. Ни одной промашки с ее стороны, ни одной оплошности. Не женщина – ангел…

А видеть ее он больше не мог. Задыхался от ее заботы и благородства. Почти перестал есть от стыда. Впервые в жизни он оказался настолько несостоятелен, впервые сел женщине на шею. Даже свои провалы и неудачи с двумя последними фильмами он не воспринял так остро, со всяким бывает. Впрочем, «семейных» отношений с женой у них давно не было. Были соседские, дружеские. Да, именно так: теплые, дружеские отношения двух старых друзей. Его-то устраивало, а вот каково было ей… Но разве он думал об этом? Разве хоть однажды в жизни кто-то интересовал его больше собственной персоны?

Когда он объявил о своем решении, она почти не удивилась. Только сказала:

– Подумай, Илюша. Выживать вдвоем легче.

– Прости, – ответил он, не поднимая глаз. – За все прости. Но так будет лучше.

Выяснять ничего не стали, не тот человек его, теперь уже бывшая, жена.

Он объяснил, как и что будет. Его большую квартиру в центре они разменивают на две. Хорошая «двушка» – им, Жене и Славику, «однушка» – ему.

Женя, конечно, запротестовала:

– Какое отношение мы имеем к твоей квартире?

Он отрубил:

– Будет так. Точка.

Разменялись почти мгновенно. Женя варианты рассматривать отказалась, смотрели Городецкий со Славиком. А она тихо и незаметно собирала вещи.

Будущая квартира бывшей жены его интересовала. А вот своя – абсолютно нет. Смотреть ее поехали Женя с сыном. Приехала расстроенная:

– Просто выселки!

Умоляла его не торопиться и поискать еще.

Выселки? Отлично! Даже риелтор, ушлый молодой человек, с интересом разглядывал Городецкого, как подопытную крысу.

Однажды не удержался, спросил:

– А может, не надо так резко, Илья Максимович?

– Не твое дело, приятель, – глухо ответил Городецкий. – Вот уж точно не твое.

Риелтор хмыкнул и пожал плечами, мол, дело хозяйское. И заключил, что режиссер идиот или блаженный.

Первое – наверняка. А вот второе – дудки! Выгода со сделки получалась приличная, деньги шли ему, Женя о них даже не знала. Хватило на несколько лет.

Уехав на выселки, он действительно не горевал – ни по старой квартире, ни по бывшим друзьям. Словно разделил свою жизнь на ту и эту. Там – талантливый режиссер Илья Городецкий, здесь – заурядный, не выделяющийся из толпы дядька. Зато никто его не трогал, не звонил в дверь, не заявлялся нежданно-негаданно, не окликал на улицах, разве знакомых встретишь в этакой глуши?

Вот и славно, все как задумано. Все получилось.

Кроме самой жизни.

Телефон он вообще решил не включать, но бывшая жена его уломала. Поддался. Впрочем, и здесь она была, как всегда, корректна.

Умница Женя понимала: Городецкий не смог пережить позорного, как он считал, провала и краха. Не смог приноровиться к новым реалиям, как приноравливались другие. Сначала она думала, что те, кто приспособился, сильнее. А потом поняла: нет, достойной жизни у них не было, как ни крутись, а вот унижений они получали сполна. Значит, прав был Илья, что тихо ушел, удалился. Не хотел, чтобы его видели слабым, раздавленным.

Даже она, Женя, – потому что гордый. Разъехавшись с ним, она впервые ощутила себя избавленной от чужого настроения, мнения, взгляда. От забот и чужих капризов. Впервые вздохнула свободно и начала жить. Славик, спасибо Илюше, был здоров и неплохо устроен. К тому же он рано женился и переселился к жене. Сама Женя работала на полставки в районной больнице. Не хлопотно, а при любимом деле. При ее скромных потребностях хватало на все. В театры она брала билеты на галерку, в кино – на утренние сеансы, книги покупала в мягкой обложке. Она входила в квартиру и каждый раз со сладким замиранием сердца гладила стены и благодарила бывшего мужа.

Ее одиночество теперь было ее успокоением и заслуженной наградой. Выходило, что в результате все были счастливы.

* * *

Анна старалась не унывать: рассылала резюме, купила два новых платья – и совсем перестала спать ночью. Утащила у отца пару таблеток снотворного – тот же эффект. Прочла в Сети, что это называется истощение нервной системы. Надо идти к врачу. А так не хотелось…

Решила, что проспала на даче полтора месяца и выспалась на пару лет вперед. Организм подустанет – и снова начнет спать. Тем более что такое бодрое состояние ей даже нравилось – после спячки на даче. Бодра и готова к подвигам. Так ей казалось.

* * *

Он позвонил ей в конце ноября. На улицах уже лежал и не таял снег, в городе ставили огромные елки. Еще без украшений, они предупреждали: поторапливайтесь, не опоздайте, праздники на носу!

Анна взяла трубку после пятого звонка.

– Слушаю, – как всегда, сказала она и кашлянула.

– Простудилась? – заботливо осведомился Городецкий. – Все бегаешь небось с голым пузом.

Предложенный тон разговора она не поддержала.

– Ты по делу? – сухо осведомилась Анна.

– Ну, в общем, да, – неспешно протянул он. – Решил поинтересоваться: журнальчик-то вышел с твоим сочинением? И как получилось, увлекательно? Советуешь почитать на досуге?

Она помолчала и, вздохнув, сообщила:

– Так. Первое. Журнальчик не вышел. И мое, как ты изволил выразиться, сочинение – тоже. По причине моего увольнения, кстати, ну, это так, к слову. Так что не беспокойся, никто твоим откровениям не удивлялся, ни одна живая душа. А на досуге почитай, например, ну… «Горе от ума». Или роман «Идиот». Это не про тебя, разумеется, просто название хорошее.

Она собралась бросить трубку, но услышала его вопль, почти стон:

– Ань! Подожди! Ну пожалуйста!

Она молчала. Он, смутившись собственного порыва, попробовал отшутиться:

– Остришь? Молодец! Умница! Значит…

Закончить не успел.

– Ничего это не значит! – выкрикнула она. – Ничего! Слышишь! Кроме одного.

– Не уточняй! – взмолился он. – И если можешь – приезжай. Поскорее!

* * *