— Что вы думаете обо всем этом, сержант? — решил идти напрямую офицер.

Галвестон, прежде чем ответить, достал коробочку с табаком, сунул щепоть за десну. Просто омерзительная привычка.

— Скажу, сэр, что если бы в морской пехоте существовала медаль «За тупость», ее следовало бы дать тому парню, который все это придумал. Нас здесь — всего лишь несколько взводов, сосредоточенных в каких-то точках на чертовски большой и сложной местности. А они могут бросить в бой всю свою армию, чтобы пробить коридор. Да… определенно, тот, кто все это придумывает, заслуживает медали за тупость.

— Не нам обсуждать приказы.

— Так точно, сэр. Нам их выполнять. Лично я считаю, что чем больше мы сейчас прольем пота — тем меньше потом прольется крови. Надо копать, копать и еще раз копать, надо использовать взрывчатку, которой нас снабдили столь щедро, чтобы выкопать оборонительные позиции в этой чертовски негостеприимной земле.

— Они пойдут в атаку ночью, — не спросил, а скорее высказал мысли вслух лейтенант.

— Да, сэр, они пойдут в атаку ночью. Я бы не стал растягивать наши позиции, мы все равно не сможем оборонять большую по размерам площадь. Сейчас бомбардировщики работают по ним, как я слышал, ночью у нас уже будет и артиллерийская поддержка.

Оба — и сержант, и офицер — прислушались к далекому грохоту. Наступление шло по нескольким направлениям. Удары наносились и с территории Афганистана, с заранее подготовленных позиций — правда, из Афганистана наступления навстречу не было. Наступление было здесь, потому что в этом районе сосредоточены основные запасы иранской нефти, если не считать Каспий. И тут же был расположен Бушир — объект, который отдавать в руки иранцев было нельзя.

— Да, будет.

— Тогда нам не поспать ночью, но это и к лучшему. И я бы прямо сейчас отправил как минимум взвод вон туда, сэр. Нужно заминировать там все, выложить заграждение. Иначе ночью нам придется туго.

— Сэр! — Один из солдат, ни сержант, ни лейтенант потом не могли вспомнить, кто это был, — подбежал к ячейке, в которой они были.

— Сэр, кажется, вам стоит взглянуть. Капрал Лефтвич играет с огнем.

Сержант встал в полный рост, присвистнул:

— Что за придурок…

* * *

— Лефтвич, придурок, уноси свою задницу оттуда, пока тебя не подстрелили!

— Да пошли они! Эти придурки и в слона не попадут.

— Лефтвич! Мать твою, это приказ!

Капрал подтянул штаны — и вдруг что-то цвикнуло, и он, как стоял, начал валиться на бок, криво улыбаясь.

— Ложись!

— Снайпер! Заградительный огонь! Заградительный огонь!

Сержант упал там же, где и стоял, пополз к выкопанным укреплениям на первой линии. С грохотом заработал пулемет, перерабатывая ленту.

— Дым! Дайте дым! Санитара сюда!

* * *

Пинкстон был не на своем месте — не от большого ума и опыта он тоже решил посмотреть, как придуривается Лефтвич — и произошедшее в один момент научило его большему, чем могла научить учебка. Не подставляйся, не свети своей задницей, не считай дураками тех, кто следит за тобой в прицел — они совсем не дураки. Относись к врагу даже с большим уважением, чем к своим офицерам, используй любую возможность — тогда, может быть, ты останешься в живых.

Когда Летфвич упал — он собирался бежать к нему, но кто-то подсечкой сбил его с ног и рывком втащил в выкопанную в скальном грунте стрелковую нишу на двух человек.

— Лежи и не дергайся. Разберутся без тебя…

Бучетт лежал за снайперской винтовкой, целясь куда-то далеко, по гребню расположенного больше чем в клике от них горного пика.

Пинкстон вспомнил, что Лефтвич как раз и был прикрытием у Бучетта. Не вторым номером — а прикрытием, потому что на второй номер он никак не тянул.

— Разберутся без тебя. Видишь прибор наблюдения?

Прибор наблюдения стоял на низенькой треноге и напоминал большой бинокль. Или прибор для наблюдения за деньги — там бывает такая прорезь, опускаешь туда монетку и смотришь.

— Да, сэр.

— Работать на нем умеешь?

— Нет, сэр.

— Ерунда, я подскажу. Давай.

Прайвит переполз к прибору, попытался поудобнее устроиться.

— Видишь? Он там. И не один.

— Сэр, разве у муджиков есть винтовки, способные стрелять на такое расстояние?

— Пуля русской снайперской винтовки может лететь милю.

Словно подтверждая эти слова, пуля с громким шлепком впилась в выложенный перед их позицией бруствер. Прайвит вздрогнул.

— Ерунда. Он бьет наугад. Видишь дерево? Оно там одно.

Дерево там было. Небольшое, изогнутое, сопротивляющееся жестокости местных ветров и скудости местной почвы. Одно — на весь склон, но оно там было.

— Да, сэр, — прайвит пошевелил прибор, наводя на цель.

— От него влево. Шесть делений.

Пинкстон попытался навести — там ничего не было, кроме каких-то развалин, напоминающих хижины, но без крыши.

— Хижины, сэр?

— Да нет же! Он не такой дурак. Ниже!

— Сэр, я…

В осыпи мелькнула искра, мимолетная — но он ее увидел.

— Видел?

— Да, сэр.

— Это новый. Полчаса назад его там не было. К нам подбираются, и явно не только с этой стороны. Смотри внимательно. Увидишь попадание пули, скажешь, какую брать поправку. По делениям. Понял, Пантера?[41]

— Да, сэр.

Винтовка бухнула неожиданно и резко, он не раз слышал, как стреляет «Барретт», но впервые оказался в нескольких дюймах от стреляющей винтовки. Резко запахло пороховыми газами, ветер был в их сторону.

— Внимание…

На горном склоне поднялось маленькое серое облачко.

— Четыре влево и вниз, сэр.

— Сколько вниз, Пантера?

— Э…

— Черт с ним, следи!

Винтовка бухнула еще раз, в этот момент там, вдалеке на склоне, что-то зашевелилось — и вдруг это что-то ударило и перевернуло, было похоже на то, как будто подбросило мешок.

— Есть! Попадание! Есть!

— Не ори так…

Пинкстон жадно смотрел в прицел, пытаясь увидеть снайпера противника, увидеть его оружие — но было слишком далеко.

Бучетт достал из кармана блокнот, огрызок карандаша, начал что-то писать.

— Эй, Пантера, у меня есть к тебе деловое предложение. Как?