— Ленни… — тихо выговорил он. — Ты, что ли? Правда? Дед сказал, что видел тебя, но он старый был, а поди знай, кого там князь твоим именем назвал…

— Из ума он не выжил, — сказала я. — И звери тем более. Скажи?

Чутконосый фыркнул, мол, нас-то не проведешь!

— Ленни… — Аридор протянул мне руку. — Мой дом — твой дом. Войди и обогрейся у очага, и твой спутник тоже пусть войдет.

— Спасибо, Дори. Мы устали… столько дней в пути! И не расскажешь всего сразу, уж прости.

— Ничего. Отдохни сперва, а зима долгая — хватит времени поговорить, — серьезно ответил он и позвал: — Эй, приготовьте спальни для гостей, лучшие, слышите? И подайте ужин, вы же голодные с дороги, наверно?

— Да так, немного, — улыбнулась я. — Дори… ты расскажи лучше, что творится на перевале, я-то понятия не имею…

— Ничего хорошего. — Он взял меня за руки и усадил в кресло. Лицо у него было нерадостным. — Чутконосые лютуют, ну да это ты и сама знаешь. И дорога теперь опасна.

— Как-то Вител дойдет… — пробормотал Чарим.

— Как всегда доходил, — твердо ответила я. — Дори, нам бы перекусить хоть чем да спать лечь… Завтра поговорим, ладно?

— Конечно, — потерянно сказал он. — Жаль, дедушка не дожил… Он так тебя любил!

— Но мы же повидались на прощанье, Дори… А о прочем я тебе завтра расскажу, ладно?

Он кивнул и позвал слуг. И, скажу я вам, поесть не всухомятку, не из походного котла у костра, на морозе, а в теплой комнате, да еще вымывшись перед тем с головы до ног — истинное счастье!

* * *

— Не знаю, чем могу помочь тебе, Ленни, — сказал Аридор, выслушав меня.

Мы сидели за столом, Чарим, как гость, с нами, и я видела, что ему не нравится здесь. Мне тоже было как-то не по себе, но, может, дело было в том, что старый Эдор Раве умер, не встречал меня, не хватал в охапку, а внук его не знал, как вести себя с той, кого знал маленькой девочкой, а теперь увидел взрослой девушкой.

— Не нужна мне помощь, — ответила я, почувствовав, как больно укололо в груди: дядюшка Раве спросил бы «Чем помочь, Ленни?», и только. — Позволь переждать холода, потом я уйду. Ну и другу моемую нужно кое-что в дорогу, так, дядя Чарим?

— Припасов не помешало бы, — сказал он, — только если ты, дурочка, думаешь, что я от тебя куда-то денусь…

— Ты ж можешь догнать обоз!

— Могу. Но не поеду.

Я помолчала. Его поди переспорь!

— А с замком как?.. — спросил Аридор.

— Не знаю пока. Фундамент, говорят, цел, а там… видно будет.

— И что б тебе за князя не выйти, уж он бы…

— Что он, Дори? — тихо спросила я. — Будто ты не знаешь: не всякому чужаку под силу удержаться на перевале! Довольно слов… Вижу, я ошиблась. Позволь лишь отдохнуть под твоей крышей, а потом я двинусь дальше, и не весной, а прямо теперь. В самом деле, мы еще успеем нагнать обоз, дядя Чарим. Чутконосые проводят короткой дорогой.

— Ленни!..

Я молча встала и вышла, и остановилась в коридоре, глядя в стену.

— Что, и тут чужие? — тихо спросил Чарим, подойдя сзади, и я кивнула. — Ничего. Ты сильная, Ленни. И тебе нужно обуздать этого твоего стража… Это, поди, куда опаснее, чем на твоего жеребца сесть?

— Еще бы… Я его даже не видела никогда, не знаю, как с ним говорить и что делать! — Я с силой потерла лицо ладонями. — Надо выспаться, вот что. В сон клонит, сил нет…

— Немудрено, — ответил он. — Иди-ка в спальню, а я покараулю.

— Зачем еще?

— Да чует мое сердце что-то неладное, а что… не знаю. Покараулю, — повторил Чарим. — Иди спать, утро вечера мудренее!

Казалось бы, после ночевок на телеге, на соломе мягкая постель должна была показаться мне настоящим пуховым облаком, и я уже предвкушала, как уютно устроюсь под теплым одеялом, на подушках, свернусь калачиком, как в детстве, и усну, но не тут-то было. Сон не шел, хоть плачь…

Я вспомнила — обозники говорили, что такое бывает от большой усталости, да и от отца я слышала подобное не раз и не два, — и просто постаралась представить, будто плыву на том самом облаке и не надо никуда торопиться, можно просто смотреть в черное бездонное небо и выискивать в нем знакомые звезды.

А еще говорили, что сны в незнакомом месте частенько бывают вещими, вот и мне приснилось… странное. А может, и не приснилось, я сама не понимала, сон это или я грежу наяву?

Наверно, все-таки сон, решила я, когда ревущее пламя встало передо мной непроницаемой стеной, той самой, которую я уже не раз видела тогда, в детстве, а потом возле походного костра. И, как в детстве, мне мерещилось, что за этой пламенной стеной кто-то есть, я ощущала его присутствие, далекое, но несомненное — а тогда он был совсем близко!

«Если бы я могла взлететь, как далекоглядящий, до самых облаков, выше пламени, я сумела бы рассмотреть, кто за ним стоит!» — подумала я и вдруг взмыла в застланное клубами дыма небо. Такое тоже бывает в снах: стоит захотеть, и можешь обернуться кем угодно…

С высоты виден был Сайтор, объятый пламенем, похожий на груду камней, вот только… Огненное кольцо не было единственным. Второе охватывало замок широким крутом, и еще одно, и еще — и это пламя не походило на то, что палило Сайтор (жар ощущался даже с высоты), оно было обжигающе-холодным, почти таким же, как маски среброликих, и нестерпимо ярким. Оно переливалось от белого — так выглядит раскаленный металл — до солнечно-золотого, но все равно не грело.

И это не кольца, поняла я, присмотревшись получше. Это была неровная спираль, — словно кто-то бросил наземь моток толстой веревки, а она частью развилась, а частью вытянулась… Куда, кстати? Огненная полоса петляла по хребтам гор, огибала отроги, ныряла в долины и не было ей видно конца-края, она уходила так далеко, что я даже новым зрением не видела ее окончания: оно терялось где-то в неизведанной дали.

Ярче всего бело-золотой огонь пылал вокруг горящего замка, свивался кольцами, бился, пульсировал, будто живое сердце, в бессильной ярости пытаясь проникнуть внутрь, за непроницаемую алую стену, но раз на разом натыкался на нее и откатывался прочь.

И вдруг стена исчезла, оставив на месте Сайтора только груду горелых и кое-где даже оплавленных камней. Вслед за нею, немного помедлив, угас и бело-золотой огонь. Нет, не угас! Он будто ушел под землю, глубоко в скалы — вот еще видны язычки пламени, пробегающие по горным хребтам, словно искры по кошачьему хребту перед грозой, а вот уже царит непроглядная темень… Только у самого замка огонь еще пылал, вздымаясь над развалинами, рыскал туда-сюда, словно искал что-то или кого-то, а потом вдруг замкнулся в кольцо — и тоже ушел в землю, полыхнув напоследок особенно ярко.

Я проснулась от этой ослепительной вспышки — сердце мое колотилось, как у напуганной птицы, волосы прилипли к вискам от испарины, а перед глазами все еще стоял поединок двух огней — кроваво-красного и бело-золотого. И что это означало? К чему эти сны?