— Неужто тут водятся такие паучищи? — опасливо спрашивал он, указывая на гигантские каменные паутины, слабо искрящиеся в звездном свете.

Были они самых разных форм: и колеса в разы больше тележных, и беспорядочное переплетение белых тонких нитей, и подобие люлек…

— Нет, вот те ветром выдуло или вымыло водой, — указывала я, — видишь, какие неровные? Это мягкий камень, легко истачивается. А вот те, которые на иглы похожи, сами выросли, ну, как столбы в пещере. Они твердые, но хрупкие, и осторожно с ними: обломки очень острые, игольчатые и тонкие, вопьется в руку или даже коню в ногу — мороки не оберешься.

— Да… много у нас в степи чудес, а тут, пожалуй, побольше будет, — сделал неуклюжий комплимент Чарим. — Ленни, а я никак не соображу, сколько мы уже едем? По здешним звездам ничего не поймешь, они будто вовсе не движутся!

— Скоро уже рассветет, — ответила я, глянув на чутконосого.

— Может, вздремнем часок-другой? Я-то привычный, а ты, помню, поспать любишь, но обычно-то в седле носом клюешь, а здесь так нельзя, верно ведь?

— Не стоит, — кивнула я. — Но я накануне выспалась, так что нестрашно! Скоро выберемся с тропы, тогда можно будет и передохнуть, и поесть. А здесь ни спать, ни огня разводить не нужно. Мало ли кто может мимо пройти, не мы одни этими тропами пользуемся…

Когда мы вышли на широкое плато, уже рассвело, и Чарим выдохнул с облегчением.

— Вот уж жути натерпелся, — честно сознался он, вынимая из вьюка хлеб и сыр. — Вроде и не случилось ничего, а все едино мороз по коже! Не человеческие это места, не дело людям по таким тропам ходить…

— Что же делать, если другого выхода нет? — пожала я плечами, уписывая ломоть ветчины (Чарим изрядно поживился в кладовых). — А мерзнешь ты потому, что плащ у тебя нараспашку.

— Тьфу ты, верно, — усмехнулся он. — Там-то не особенно дуло, а здесь ветерок порядочный, хоть и не такой, как в окрестностях Раве! Что, Ленни, дальше-то нам в какую сторону? Я этих мест вовсе не знаю, командуйте вы с этим мохнатым…

— Погоди, передохнем немного, а я пока быстрокрылого позову, пусть расскажет, что в округе. Тогда и будем решать.

Я прокашлялась, приложила руки ко рту и постаралась издать призывный клекот. Давно мне не приходилось этого делать, но все же получилось: едва различимая темная точка в небесах вдруг стала больше, еще больше… На скалу перед нами с хлопаньем крыльев уселся белоголовый орел, и лошади (кроме местных) шарахнулись, Чарим тоже. Немудрено: эта птица таких размеров, что может унести овцу! Предпочитает, правда, ягнят и козлят: они нежнее.

— Видал я беркутов и орлов тоже… — еле слышно проговорил Чарим. — Но они в сравнении с этим — что цыплята…

— Здравствуй, друг, — сказала я, протянув руку, и орел потерся о нее страшенным изогнутым клювом, не сводя с меня пронзительно-желтых глаз. — Расскажи, что видал из поднебесья? Что там, возле перевала?

Хищник потоптался на камне, скрежеща по нему когтями, потом несколько раз крикнул — протяжно и звонко, потом коротко и более низким тоном, переходящим в клекот.

— Вон оно что… — Я машинально почесала ему шею, и орел прикрыл глаза от удовольствия. — Спасибо, друг. Мы будем настороже. Передай — Альена Сайтор пойдет кружным путем, под горой. Пусть кто-нибудь встретит у Каменной реки, я там только единожды с отцом была, боюсь заплутать. И еще передай: это Аридор Раве предал меня.

Орел громко крикнул, широко распахнул крылья, как геральдическая фигура, и щелкнул клювом.

— Да. Он предупредил кого-то, должно быть, людей князя, — я в замке Раве. Наверно, голубя послал и поднял ветер, чтобы задержать меня.

Быстрокрылый снова хрипло крикнул, несколько раз взмахнул крыльями и резко взмыл в небо. Миг — и снова лишь темная точка видна в небе, лишь едва слышно доносится орлиный клекот. Я прищурилась: к этой точке приблизились еще несколько и закружились рядом, выписывая сложную спираль в синем осеннем небе, а потом разом разлетелись в разные стороны.

— И ты передай, — попросила я чутконосого, и он отбежал в сторону туда, откуда, по его мнению, вой будет слышнее всего.

— Что сказала эта… птичка? — севшим голосом спросил Чарим, поковыряв пальцем в ухе: выл наш проводник пронзительно, переливчато, и скалы отзывались эхом.

— Что к замку Раве движется отряд, без штандартов, одеты обычно, никаких гербов на виду нет. И другой, побольше, выдвинулся к перевалу; но им теперь устроят теплую встречу. Сам же помнишь, какая там узкая дорога? Ну вот… завалят ее — пока те переберутся, с лошадьми-то, времени пройдет немало. А сбросить пару валунов горномогучим несложно. — Я перевела дыхание. — Но сделать это они смогут только вечером, а пока чутконосые и прочие постараются. Непривычные кони их очень пугаются.

— Поди не испугайся, когда перед тобой такая зверюга выскакивает! А уж когда они со всех сторон выть начинают, тут и вовсе немудрено дуба дать, как Вител выражается!

— А уж если горномогучий к костерку выйдет, да не один… — мечтательно улыбнулась я. — Так-то они стараются не показываться, но теперь не до скрытности. Не зря Семерка выла — беда на носу. И теперь я знаю, какая именно.

— Страж? — коротко спросил Чарим.

— Да.

— А про Раве ты орлу зачем сказала?

— Теперь никто не станет помогать ему. Быстрокрылые не прилетят на зов, не впустят и не выпустят ни одной почтовой птицы. Да и другие… не придут, если позовет. Дядюшка Раве был хорошим человеком, а Дори… не в него удался, должно быть!

— Может, его купили? Или запугали? — предположил он.

— Купили? На что? Княжья казна почти пуста, неурожай ведь! А что до второго… Чем можно запугать человека, всю жизнь проведшего в этих горах?! — воскликнула я. — Кто на это способен? Князь, что ли? Или…

— Горная ведьма, — негромко сказал Чарим, и я осеклась. — Если она существует и если действительно так ужасна, как говорил Тайриль, то… Этот Аридор просто не пожелал для своего дома участи Сайтора.

Я помолчала, потом нехотя сказала:

— Может, ты и прав. Если так, тогда ясно, почему он даже не попытался предупредить меня. У нас в детстве были свои тайные знаки, я бы вспомнила… Должно быть, сильно его напугали!

— Ну, жив останется, вдруг да выпросит у тебя прощение, — усмехнулся Чарим. — А что за Каменная река?

— Давным-давно, когда эти горы были еще совсем молодыми, глубоко под землей тек расплавленный камень, — пояснила я, — и проточил русло. Там еще видны наплывы на стенах, видно, как застывали его волны. Теперь, конечно, там течет обычная река, но горномогучие по старой памяти называют ее Каменной. До нее я дорогу помню, там заплутать сложно, но дальше такие лабиринты! Вдобавок мы с отцом приезжали со стороны перевала…

— Да, лучше уж не рисковать… — Он для разнообразия почесал в стриженом затылке. — А чутконосый как же? Не выручит?