– Вроде бы я упоминал, что ты не в её вкусе, – отошел к стене, – или ты забыл?

– А кто в ее вкусе? Ты?! – Марк засмеялся, сложив руки на груди подобно мне.

Кристин прошептала, пряча лицо в ладонях:

– Прекратите.

– Она выберет кого угодно, только не тебя, – заявил спокойно, но ухмылка появилась на лице, – ты только руки на себя не наложи. Или на кого-нибудь другого.

Кристин вскрикнула, схватившись за голову и расставив локти:

– Заткнитесь! – все замолкают, – завтра я иду с Марком, и если ты хочешь возразить, – она указала на меня пальцем, прошипев, – если правда хочешь, то скажи это Эмили.

По спине побежали противные мурашки. Опустил взгляд на бледное и обиженное лицо Кристин, проскрипев зубами. Неужели не понятно, что я забочусь о твоей пятой точке?

– Значит, решили, – торжественно заключил Марк, опустив ладонь на плечо Кристин. Внутри меня все сжалось, а взгляд приковался к его руке, – я заеду за тобой в семь вечера.

Почему он коснулся ее? Почему она позволила?

Вдохнул через нос, поджав губы. Марк убрал руку и с улыбкой кота, прошел мимо меня, задев плечом. Скрип двери. Тишина повисла в темной комнате. Я прислонил голову к стене, остужаясь.

Кристин тяжело дышала, смотря в мои глаза:

– Зачем ты это делаешь?

Посмотрел на неё в ответ. Серый свитер, который ей совсем не по размеру, закрывал бедра и свободно свисал. В этом мешке её ноги казались такими худыми, что возникло желание покормить девушку.

– Дилан, – голос Кристин ослаб. Не ответил, продолжив рассматривать, заострив внимание на бедрах и на том, что мы стояли одни в женском туалете, в полной тишине.

Может поцеловать ее?

Сжал веки, отлипнув от стены и молча вышел из туалета.

Нахер такие мысли.

Нахер такие поцелуи.

Нахер Кристин.

15:03

Прокрутил руль и машина свернула на дорогу. Я сжал челюсть, напрягшись:

– Нельзя допустить этого.

– Мы не можем запретить Кристин идти на бал, а рассказать о Марке тоже не получится.

– Почему нет? – бросил взгляд на Люка, что поедал гамбургер на переднем сидении, – пристегнись.

– Ты сам знаешь Кристин, она поднимет шумиху, а нам это не нужно.

Закатил глаза, ведь это не так важно, если поможет спасти её жизнь.

– Я у отца спросил по поводу Птицы, – нахмурился сильнее, сжав кожаный руль, – ну как спросил, просто порылся в бумагах, – усмехнулся Люк, – короче, знают они гораздо меньше чем мы, но подозревают, что Птица работает не один. Кто-то помогает ему, либо подражает, убивая вместо него.

Раздался гром.

Наклонился к рулю, подняв глаза на небо. Небо потемнело, не пропуская даже крошечные лучи света. Тучи все заполонили.

– Новенькое что-нибудь расскажешь? – спросил, после минуты молчания.

– Эксперты выяснили, что главное оружие Птицы это нож с односторонней заточкой, слишком мелкий для кухонного, но и не перочинный. У всех жертв нож воткнут по рукоятку, – Люк поморщился, – у всех кроме парня, того вообще вырубили куском железа.

– Почему так?

Люк выкинул в открытое окно салфетку и развернулся ко мне:

– Не знаю, но это железо стояло в гараже до и после убийства. Скорее всего, Алек застал Птицу за убийством девушки и тот вырубил его, оставив оружие на месте преступления, – догадка тут же посетила меня, и я раскрыл рот, но Люк предугадал вопрос, – отпечатков на железке нет. Птица был в перчатках, либо все стер. А еще, целью Птицы не является ограбление или сексуальный подтекст, он скорее мстит. Так написано в заключении и его психологическом портрете.

С тяжелым чувством свернул к обочине, остановившись рядом с домом Люка.

– Обсудим это завтра, – бросил Люк и вышел из машины, когда я кивнул.

Остался один. С очередным грохотом о стекло разбились капли воды, нарастая с каждой секундой. Через мгновение начался настоящий ливень, отрезав меня от внешнего мира.

15:17

Дождь ослаб, ветер прекратил качать автомобиль, который я припарковал у гаража особняка в три этажа. Холодное здание. Холодное и пустое.

Вышел из машины, ступив на мокрый асфальт. Направился к огромным черным дверям, углубившись в свои мысли. Пахло сыростью, а прохладный ветер пролазил под ворот свитера.

Надеюсь, Алекс промыла мозги своей подруге, а если нет, тогда придется проследить за Кристин. Не то, чтобы мне этого не хотелось. Я бы следил за ней в любом случае, потому что… черт. Да пошло все это. Следопыт.

Толкнул массивную дверь, пройдя внутрь здания. Все как обычно: убрано, пусто и пахло хвоей.

– Дилан, – совсем рядом раздался женский голос, заставив меня посмотреть в сторону кухни, – это ты?

– Да, отец дома? – ответил спустя время, сунув руки в карманы.

В огромный холл бодро прошла женщина в фартучке, о который вытерла мокрые руки. На ее лице виднелся белый след от муки:

– Нет, но чтобы скрасить твое одиночество я решила приготовить пирог, – Мелисса кокетливо улыбнулась, от чего её лицо покрылось морщинками, – все как ты любишь, с яблоками и карамелью.

– Спасибо, я не голоден.

[…]

Мужчина, кривя лицо, с силой отталкивает стеклянный шкаф от стены, громко крича. По комнате разносится звон бьющейся посуды, до этого момента спокойно покоящейся на полках, и страшный вопль.

Меня оглушает.

Спустя секунды на квартиру обрушивается тишина. Слышны лишь наши с мамой тяжелые вздохи.

Мужчина сгибается над стеклом, замирая и не двигаясь, опустив голову. Вижу его мокрую от пота спину, на которой отблескивает свет из коридора. Он сутулится. Дышит, словно зверь, готовящийся к нападению.

Мама сильнее прижимает к себе, закрывая ладонями мои глаза. Слышу ее быстрое сердцебиение и хочу прекратить все это. Защитить мамочку, но понимаю, что сам трясусь от страха. Стою на этом диване, который служит нам кроватью, и продолжаю трястись, обнимая ноги мамы.

Темнота давит на меня, а мужик продолжает стоять среди разбитого стекла, сжимая в руке нож.

Я не знаю, что он задумал, но мне страшно. Больше всего за мамочку. Она устала подрываться ночью и с криком прятать меня за собой, когда этот мужчина приходит пьяный в наш дом. В свой дом, чтобы…не убить, нет. Просто запугать.

Хрип разрезает тишину и мое сердце сжимается:

– Убери этого выродка, – мужчина выпрямляется, игнорируя стекло, скатывающееся по его спине. Оно звенит, ударяясь о пол.

Я сглатываю, сильно сжимая глаза, потому что не хочу смотреть на это.