Едва не задохнувшись от злости, я хотел было уже пойти на абордаж, когда ничего не упускавший Петерсон указал мне, что творится с нашими галерами. Судя по всему, им угрожал полный разгром, на что я никак не мог пойти.

– Черт с ними, и так никуда не денутся, – устало махнул я рукой. – Пошли на выручку. Весла на воду.

– Ветер сменился, – заметил шкипер, показывая на развевающийся над нами вымпел.

– Тогда поднять паруса, – согласился я, сильно покачнувшись.

– Вы ранены, ваше величество? – обеспокоенно спросил подскочивший ко мне второй помощник.

– Пустяки, – ответил я, закашлявшись от разъедавшего легкие порохового дыма. – Вперед, надо поддержать своих.

– Они уже и так уходят, – покачал головой норвежец, – пока не починим такелаж, нам за ними все равно не угнаться.

– Ладно, – вынужден был согласиться я. – Поле боя все равно за нами. Вражеский флагман тоже никуда не уйдет. Ну и добыча в порту…

– А вот это вряд ли, – снова подал голос Ян.

– Что ты имеешь в виду? – слабеющим голосом поинтересовался я.

– Видите пожар в порту? – вопросом на вопрос ответил Петерсон. – Кажется, один из брандеров все-таки достиг цели.

С трудом повернув голову, я увидел, как над скопившимися в гавани судами поднимаются столбы дыма и языки пламени. По всей видимости, мой шкипер был прав. Увидев, что начинается бой, местные поспешили покинуть свои корабли и укрыться на берегу. Так что, когда к ним подошла пылающая фелюга, тушить пожар было некому. Огонь перекинулся сначала на один корабль, потом на другой, и скоро все они были охвачены всепожирающим пламенем.

В этот момент, начинавшее мутиться сознание окончательно покинуло меня, и я без сил опустился на руки подскочивших офицеров.

– Государь ранен! – было последним, что я услышал.

Говорят, что самая невыносимая пытка это когда на темя жертвы равномерно капает вода. Сам я пытки не люблю и не особо одобряю, но в Земском и Разбойном приказах, конечно, людей на дыбу подвешивают только так. И кнутами бьют, и огоньком могут припалить, но вот чтобы так кап-кап-кап… да что же это такое?!

С трудом открыв глаза, я попытался осмотреться, но тут же обессиленно уронил голову на подушку. Кстати, почему я в кровати и что вообще вокруг происходит? Кажется, последний вопрос я задал вслух, потому что надо мной тут же склонилась какая-то страшная и лохматая физиономия. Ей-ей, лешак из русских народных сказок.

– Вы ранены, ваше величество, – подозрительно знакомым голосом сообщило мне чудище.

– Пьер? – удивился я. – Что с тобой?

– Со мной все в порядке, – улыбнулся О’Конор. – И к счастью, с вами тоже!

– Где я?

– На вашем флагмане, разумеется, – охотно сообщил мне лейб-медик, немного пригладив растрепавшуюся прическу. – Вы очередной раз одержали великую викторию, и теперь ваш победоносный флот возвращается домой.

– А почему меня так мутит?

– После кровопускания так бывает, – пожал плечами ирландец, но заметив, как переменилось мое лицо, поспешил заткнуться.

– Ты делал мне кровопускание?!

– Нет, ваше величество, с этим прекрасно справилась деревянная щепка, пропоровшая вашу ногу. К несчастью, в пылу сражения вы совершенно не обратили на нее внимания, и вот результат – полный ботфорт вашей августейшей крови.

– Понятно, – отозвался я, поморщившись от очередного приступа дурноты.

– Море довольно свежее, – счел необходимым пояснить эскулап.

– Шторм?

– Пока нет! Но все идет к тому.

– Где Петерсон?

– Полагаю, у штурвала.

– Позовите его.

– Я рекомендовал бы вашему величеству полный покой…

– Пьер, вы меня плохо слышите?

– Я врач и обязан…

– Черт бы побрал тебя и твою черную ирландскую душу! – вскипел я. – Немедля позови сюда Петерсона, если не хочешь болтаться на рее, проклятый чернокнижкник!

– Вам явно лучше, сир, – невозмутимо отозвался врач, но все же передал кому-то мое распоряжение.

Через пару минут на пороге каюты появился шкипер и, приложив два пальца к полям своей видавшей виды шляпы, внимательно посмотрел на меня.

– Подойди, Ян.

– Я здесь, государь, – отозвался он, подойдя к кровати.

– Чем окончилось сражение?

– Вы победили.

– А подробнее?

– Османы разбиты, ваше величество. Только трем их галерам удалось улизнуть, пока мы были заняты мавной, будь она неладна.

– Но хоть ее-то добили?

– Разумеется. Увидев, что с вами беда, я распорядился унести вас в каюту, чтобы не вносить уныния в наши ряды, после чего подвел «Святую Елену» к самому борту турка и скомандовал абордаж.

– Отлично. Вы захватили его?

– Скорее, то, что от него осталось. Говоря по совести, я опасался, что весть о вашем ранении смутит наших людей, но не тут-то было. Они дрались как черти, и в мгновение ока вырезали всех, кто был на борту этой посудины. Ну, кроме гребцов, конечно. Их мы успели освободить.

– Успели?

– Да. На короткой дистанции наши «грифоны» просто дьявольски эффективны. Обращенный к нам борт оказался разбит в хлам, и едва мы расковали последнего пленного, как турок начал тонуть.

– Что-нибудь еще удалось захватить?

– Нет. Две турецкие каторги сгорели, а трем удалось уйти.

– Преследовали?

– Нам было не до того…

– А я не про тебя. У нас было шесть галер против четырех…

– Так что с того? – пожал плечами норвежец. – Османские корабли лучше маневрировали, лучше стреляли, их матросы лучше обучены. Сказать по чести, я удивлен, что им удалось потопить только одну нашу галеру.

– Что?!

– Да. Одну из тех, что мы захватили под Азовом. Они попытались взять ее на абордаж и непременно добились бы своего, не будь у нас преимущества в силах. Поэтому, отходя, просто разбили ей борт и были таковы. Никто не посмел их преследовать. И если вашему величеству будет угодно узнать мое мнение, то я полагаю, что ваши капитаны были правы. Им еще рано на равных тягаться с турками.

– Ты так думаешь?

– Я не первый год в море, государь, и, смею надеяться, немного разбираюсь в своем ремесле. Пока что нам везет, но это не будет длиться вечно. Будь у наших врагов немного больше сил, дело могло кончиться плохо.

– И что, по-твоему, нужно делать?

– Все то, что вы уже делаете, ваше величество. Строить корабли, плавать по морям, учить людей, и придет время, когда у вас появится настоящий флот.