Но кому-то повезло еще меньше. Тем, кто не мог позволить себе даже место в чоуле, оставалась улица. Американский писатель Марк Твен описывал свое посещение Бомбея в 1896 году: «На улицах повсюду лежат местные – их многие сотни. Они спят, растянувшись во весь рост, с головой укутанные в одеяло. Они так безучастны и неподвижны, что больше похожи на мертвых»11.

Смертность от эпидемии чумы, разразившейся в тот самый год, когда Твен посетил город, была так высока, что перепись 1901 года показала, что население Бомбея за последнее десятилетие сократилось. Упадок urbs prima in Indis получил подтверждение в цифрах. Но именно Бомбей не мог позволить себе упадка. В соответствии с идеологией Раджа право британцев на управление Индией подтверждалось тем, что они несут индийцам «прогресс» и развитие. А Бомбей был основным символом этого прогресса, выставкой достижений западных технологий, на которой населявшим субконтинент массам демонстрировалось будущее процветание. Над образцовым современным мегаполисом во всех смыслах господствовала четырехметровая статуя богини Прогресса, обозревавшая Бомбей с крыши вокзала Виктория. И хотя Бомбей никогда не был политической столицей Раджа – эта роль сначала была отведена Калькутте, а в 1911 году передана Дели – он был экономической и, что еще более важно, идеологической столицей. Чтобы вернуть город на путь процветания, на рубеже веков британцы предприняли свой самый крупный градостроительный проект со времен сэра Бартла Фрера. Патерналистски воспринимая свое правление как священный долг, выполнение которого ставилось под сомнение упадком Бомбея, британцы приложили немало усилий, чтобы даровать своим индийским подданным современный и здоровый город.

Эта задача была возложена на Бомбейский трест по переустройству города, учрежденный во время эпидемии чумы с тем, чтобы методами архитектуры и городского планирования способствовать улучшению санитарной ситуации. Из четырехэтажного готического здания с грузной статуей королевы Виктории у входа, где располагался офис треста, по всему городу расходились отряды архитекторов и инженеров в пробковых шлемах. Первой и главной задачей треста было решить вопрос жилищных условий в чоулах, где плотность населения достигала 300 тысяч человек на квадратный километр12. Новые образцовые чоулы трест стал строить из кирпича и бетона, а не из дерева, как обычные; в них было от трех до пяти этажей, а комнаты имели площадь в одиннадцать квадратных метров13 – почти в два раза больше, чем в чоулах текстильных компаний и частных застройщиков, из-за которых на город и обрушилась чума. Таким образом в тресте рассчитывали снизить плотность населения в этих кварталах до 125 тысяч человек на квадратный километр14. Кроме того, отряды в пробковых шлемах перестраивали город целыми районами, насильно выселяя во временные пристанища тысячи людей, чтобы проложить новые улицы и построить новые кварталы чоулов.

В районе базаров за вокзалом Виктория, где во времена Ост-Индской компании селилась основная масса индийцев, дома стояли в случайном порядке и практически впритык; если прежде в этом и было некое обаяние старины, то перенаселенность индустриальной эпохи окончательно свела его на нет. С 1901 по 1905 год трест отстроил эту часть города практически заново. Через весь остров была проложена широкая Принцесс-стрит, по которой свежий воздух с Аравийского моря доходил до Крофорд-маркета, основного продуктового рынка Бомбея, чьим мясным и прочим рядам вентиляция была жизненно необходима. Кроме того, по новой артерии жители центра города могли попасть прямо к морским пляжам.

Новые широкие улицы связали разрозненные анклавы Бомбея в единый город. То, что урбанист Маршалл Берман писал о Париже барона Османа, подходит и для преображенного трестом Бомбея: «В ходе нового строительства были снесены сотни домов, выселены тысячи людей, разрушены целые районы… но впервые в своей истории город открылся для всех его обитателей. Теперь там можно было передвигаться не только по соседним кварталам, но из одного конца в другой. Город стал единым физическим и человеческим пространством»15. При этом, как водится, затеянная британцами грандиозная модернизация посеяла семена, всходы которых обрушат британское правление; проложенные трестом бульвары объединили многонациональный город, которым можно было управлять только с помощью тактики «разделяй и властвуй».

Хотя жизнь в чоулах всегда отчасти сохраняла традиционный деревенский уклад, трудясь на одних фабриках люди из разных регионов, исповедовавшие разные религии, начали воспринимать себя как новую общность – рабочий класс. Очутившись в имперском мегаполисе, власть над которым принадлежала британцам, они все реже воспринимали себя гуджаратцами или тамильцами, последователями индуизма или джайнизма и все чаще – индийцами. Индийский национализм начинался как довольно робкое движение представителей англоговорящий элиты с университетским образованием, которые, собравшись в Бомбее в 1885 году, создали Индийский национальный конгресс. Однако к началу XX века он уже черпал силы в среде промышленных рабочих, готовых к куда более жестким требованиям в вопросе самоуправления Индии. Когда в 1908 году редактор националистической бомбейской газеты Бал Гангадхар Тилак был осужден за подстрекательство к мятежу, после того как позволил себе опубликовать призыв к самоуправлению, в ответ забастовали тысячи бомбейских рабочих-текстильщиков16. По мере эскалации напряженности британцы прибегали к все более реакционным мерам, пока, наконец, по лукаво названному Закону о защите Индии, принятому во время Первой мировой войны, не разрешили себе задерживать индийцев без предъявления обвинения и судить их без коллегии присяжных.

Тем временем сотрудники Бомбейского треста по переустройству города пребывали в неведении относительно механизмов, запускаемых ими посредством изменения социальной ткани города. Они как ни в чем не бывало налаживали сообщение между прежде разрозненными рабочими районами и строили проспекты, по которым смогут пойти демонстрации протеста. Чиновники полагали, что просто наводят западный порядок в бестолково устроенном восточном городе, который разросся вокруг их тщательно спланированного центра. Но при всех попытках треста привить британские манеры рукотворному острову у империалистов в пробковых шлемах выходило лишь поспособствовать зарождению новой, неповторимо бомбейской формы необузданного гибридного урбанизма.

Наряду с первоочередной задачей улучшения санитарного состояния жилых районов Бомбея, трест взялся и за борьбу с хаосом и толкотней в деловом центре города. Полвека прошло с тех пор, как сэр Бартл Фрер приказал срыть крепостные стены, а коммерческая активность по-прежнему протекала на все тех же многолюдных улицах к югу от вокзала Виктории. И хотя во времена Раджа в Бомбее было не сыскать и следа от старых укреплений, жители города по-прежнему (впрочем, как и по сей день) называли центр «Фортом». Пытаясь навести порядок на главной артерии района Хорнби-роуд, трест выпустил предписание, гласившее, что все здания на ней, вне зависимости от архитектурного стиля, должны быть приблизительно одной высоты, а на первом этаже каждого должна быть устроена крытая галерея. Вместо обычного тротуара, аркады по всей длине Хорнби-роуд создают тенистые проходы, которые, перетекая один в другой, защищают пешеходов от палящего солнца и тропических ливней. Хотя отделения на Хорнби-роуд открыли такие лидеры западного бизнеса, как британское туристическое агентство Thomas Cook и американский фотогигант Kodak, в целом улица была куда более индийской, нежели Невский проспект – русским или Нанкинская улица – китайской. Несмотря на все усилия, строгие британские порядки под ее арками так и не прижились. В галереях царили индийские торговцы, предлагавшие газеты, кокосовые орехи, самсу и все остальное, что им только удавалось раздобыть. Улица стала деловым районом гибридного типа; ее «базар под викторианскими аркадами»17 – такое меткое определение дали ей два индийских историка архитектуры – был гремучей смесью индийского деревенского рынка и главной торговой улицы английского города. Ни urbs prima, ни его обитателей укротить так и не удалось.