Но там партизаны все же побаивались интервентов и действовали довольно осторожно, с опаской поглядывая на чешские бронепоезда – здесь же полностью дали волю своим звериным инстинктам. Хотя какая там Советская власть – большевики, как он знал по своему опыту, разгулу анархии и бандитизма жестко препятствовали, а тут руководство взяли в свои руки вожаки стекшегося для грабежа города со всего уезда крестьянства. Вот и получилась чистой воды «пугачевщина» нового разлива, с поправкой на полтора века.

Всех, кто имел интеллигентский вид, темная народная масса разом зачислила в «буржуи», причем многие прекрасно понимали суть происходящего – но своих односельчан грабить не принято, чревато, а вот «чужих», а именно так воспринимала город деревня, запросто, и никто не осудит, ведь «всем миром поднялись»!

– Вы к нам надолго, ваше высокоблагородие?

За спиной раздался тихий испуганный голос, и полковник обернулся – бородка клинышком, интеллигентская, а не деревенская, несмотря на стеганый ватник затрапезного вида и испачканное сажей лицо и руки. Нос синий, сломанный молодецким ударом, даже чуть свернут набок, как клюв, под глазом налившийся кровью синяк, как те, которые они кадетами в корпусе «сливами» именовали, губа распухла, что оладьи.

– С чего вы взяли, что я, самый обычный казак, из «высокоблагородных»? Сроду им не был, – Михаил Федорович начал «валять Ваньку», любили станичники вот так подшутить над иногородними. – А вы, как я понимаю, из земцев? Из учителей поди? Что ж они так с вами жестоко поступили, вы ведь за советскую власть, как и они?

– Стихия, темнота народная, – с тоскою в голосе взвизгнул интеллигент, не сдержав обуревавших его эмоций. – Не понимают, что путь к социализму не в буйстве, а кропотливом созидании…

– Полностью с вами согласен, – полковник уже в душе не улыбался, а едва сдерживал смех, хотя выражение на лице держал участливым. – Народ наш такой, им одно толкуешь про настоящую советскую власть, а они понимают ее как полную вседозволенность, построенную на унижении и ограблении другого. Да уж, с большевиками трудно совладать, они ведь, в отличие от нас с вами, призывают к удовлетворению самых низменных инстинктов. А это проще всего – ваших усилий на благо народа они не понимают и не принимают, наоборот, все, что сделали мы с вами, будет подло оклеветано и предано забвению и надругательству!

Михаил Федорович неудержимо хохотал в душе, продолжая сохранять маску соучастия. Хотя это было трудно, глядя на вытянувшееся в изумлении лицо интеллигента. Тот торопливо спросил:

– Вы эсер, ваше высокоблагородие?

– Да никакой я не «ваше высокоблагородие», – делано взорвался возмущением Бычков и, вспомнив слова главнокомандующего и строчки из его приказа, пояснил прямо в выпученные как у вареного рака глаза нечаянного собеседника: – У нас в армии принято обращение «товарищ», а к мирным людям – «граждане», к должностным лицам, из-за иностранцев, с мнением Европы нам нужно считаться, – «господа».

– Это… Это как?

Земец ошалело помотал головою, не в силах поверить услышанному от полковника с погонами на плечах, и впал в когнитивный диссонанс – сиречь полный разрыв твердо усвоенного шаблона. Бычков, понимая, что ковать железо нужно, пока горячо, заговорил напористо, вспомнив агитаторов в не к ночи будь упомянутом семнадцатом году:

– Мы вот в городе Народный совет установим, выборы настоящей советской власти произведем, без большевиков, конечно, они ведь к одному насилию призывают, милицию для охраны порядка и спокойствия организуем да роту солдат временно оставим. Пора нам всем дружно браться, чтоб спокойствие и порядок установить, через советы самой твердой рукою обуздать темную стихию и направить ее в созидательное русло. Я вам как старый народник… то есть социалист это говорю!

Бычков вспомнил, что «народные социалисты» – вроде кадетов, умеренных в политике, правее социалистов-революционеров, эсеров в просторечии, которые представляли собою «левый» лагерь. Куда входили еще меньшевики, коммунисты и прочие «революционеры», безумцы, рабы своих высосанных из пальца утопических идей о некоем всеобщем счастье, идущих с Запада, сволочи, мать их всех за ногу да с размаху!

Как русский офицер он презирал всю эту публику, которая раздувала пламя революции изо всех сил, а потом жаловалась, что сами‑де обгорели, а дом дотла спалили!

– Наш главнокомандующий, генерал-лейтенант Каппель, летом позапрошлого года командовал армией Комитета членов Учредительного собрания – вы слышали о том?

– Да-да, конечно, – земец закивал так энергично, что полковнику показалось, что у него отвалится с тонкой цыплячьей шейки голова. С каким бы наслаждением Михаил Федорович передавил бы ему своей ладонью горло, но никак нельзя, нужно выполнять приказ и продолжать играть ненавистную комедию, причем правдоподобно. Только сейчас сам осознал необходимость объединения антибольшевистских сил. Главнокомандующий прав – нужно натравить всех, кого можно, на большевиков, и искренне пожалел, что в военном училище им не удосужились после революции пятого года прочитать курс по социалистическим учениям, тогда было бы проще понять всех этих умалишенных, сбрендивших на своих идеях.

– Ведь была же Всероссийская Директория, вполне легитимное правительство социалистов, которое потом узурпатор Кол…

Земец осекся, от испуга забыв даже закрыть сияющий щербинкой рот, – судя по свежему корешку, ему недавно выбили зуб. Полковник с удовольствием бы выбил второй рядышком или вынес всю челюсть – вот только без таких вот интеллигентов сформировать нормальное гражданское управление невозможно, не учат этому военных. Разогнать и перестрелять запросто – сами разбегутся, но наладить жизнь затруднительно. Прав главнокомандующий – нужно договариваться и их использовать при самом жестком контроле. И он задумался, надеясь в природной казачьей смекалке найти выход, причем наилучший – вокруг них уже собралась большая толпа пришедших в себя от пережитого страха обывателей.

– Что толку говорить о том, вы сами полюбовались на большевицкую власть! Незамедлительно создавайте Народный совет для управления городом и уездом. Нужно оставить на время политические пристрастия и прекратить гражданскую войну! Но раз коммунисты не желают мира, не желают истинно народной советской власти, а стоят за свою диктатуру лишь их одной‑единственной партии, то нужно врезать им по зубам хорошенько и принудить к миру силой! Это что ж такое – мы там ваших местных большевиков побили, что тут безобразия учинили, а у них в карманах полным-полно золота – обручальных колец, зубных коронок, женских серег и прочего! Они же грабят свой собственный народ!

Земец громко щелкнул щербатым ртом, невольно покосился на свой изогнутый палец с расплющенным ногтем, и глаза интеллигента полыхнули неутолимой, долго и терпеливо хранимой злобой. Полковник Бычков понял, что попал в точку, и выбросил на кон самый главный козырь, прибереженный напоследок, о котором им, старшим офицерам, долго втолковывал главнокомандующий. Сказать более он просто ничего не мог – как говорят на Востоке, «кувшин его мыслей показывал дно».