Мы спустились по коротенькому эскалатору.

— Вон они!

Перед эскалатором стояло человек двадцать малайцев в одинаковых белых рубашках навыпуск. Над ними торчал плакатик «IYC-Delegates». Мы подошли поближе. Папаускас сказал, что «делегейтс» это мы.

Малайцы были маленькие и серолицые. Я несколько раз пожал руки и ответил, что прилетел из России. Шире всех улыбалась девушка с мелкими черными зубами.

— Меня зовут Денти. А тебя? Ты делегат? Давай я подержу твою сумку.

Лама показался не скоро. Он лодочкой сложил руки перед грудью и поклонился. Среди малайцев он напоминал побрившегося Санта-Клауса.

— Пошли?

— Они говорят, что нужно подождать. Хотят посмотреть, не прилетел ли кто-нибудь еще.

— Я буду снаружи.

Протиснуться сквозь потную толпу было сложно. Двери аэропорта открывались автоматически. Черт бы побрал этого Фаренгейта. В здании работал кондиционер, а снаружи, разумеется, нет. Вы когда-нибудь, будучи одетым в кожаную куртку, ныряли в чашку свежезаваренного бульона?

В обе стороны от ярко освещенного здания уходила эстакада. На асфальте было что-то написано. Машины и велорикши подплывали к надписи как-то неправильно. Только через минуту я понял, что это левостороннее движение.

В автобусе я все-таки стянул куртку. Мою футболку только что выстирали, но забыли отжать. Помимо нас, встречающие выловили в аэропорту нескольких сумрачных латиноамериканских типов. Последними в салон вошли двое молоденьких солдат с винтовками. У них была форма салатного цвета и сапоги с галошами.

— Ты не спрашивал, куда нас везут?

— Какой-то Конгресс-Центр.

— Мы будем там жить?

— Да. Говорят, это самый комфортабельный отель во всем Лумпуре.

Снаружи было как-то слишком черно. Проплывали пыльные пальмы, подсвеченные гирляндами, как новогодние елки. Потом мы въехали в город. Небоскребы были желтыми, а минареты бесконечных мечетей — ядовито-зелеными. Когда автобус тормозил у светофоров, я разглядывал крошечных пешеходиков.

Водитель посигналил, и нам открыли металлические ворота. Автобус долго ехал по узким аллейкам. Невидимые деревья ветками цеплялись за стекла. Сквозь листву мелькали окна. Я вылез наружу. Воздух пах пряностями и бензином. Даже на улице он казался немного прокуренным. Хотя, может быть, так и пахнут тропики?

Перед входом в корпус стояло несколько девушек с бейджами «Staff».

— Сюда, пожалуйста. Пожалуйста, потише, сэр. Делегаты уже спят.

Мы все прошли в большой, освещенный зал. Вдоль стен полукругом стояли столы. За каждым улыбалось малайское лицо. Проходя от стола к столу, я заполнил множество анкет. Мне кивали головами и говорили: «Welcоme!»

За последним столиком сидела девушка с жирной родинкой возле носа. На взгляд ей было что-то между двенадцатью и сорока пятью. Не исключено, что она была сестрой-близнецом девушек из-за предыдущих столов.

— Пожалуйста, ознакомьтесь с Правилами внутреннего распорядка, сэр.

Лист закатанной в пластик бумаги на трех языках извещал, что поскольку Конгресс «Религиозная Молодежь На Пороге Третьего Тысячелетия» является общественно значимым мероприятием и патронируется правительством Малайской республики, то делегатов настоятельно просят соблюдать следующие правила. Не курить в номерах, соблюдать тишину после 22:30, не подниматься на этаж, где размещаются делегаты противоположного пола, и все в таком роде.

— Вы принимаете эти требования, сэр?

— Полностью.

— Распишитесь, пожалуйста, вот здесь, сэр. Спасибо. Это жесткие правила, но они необходимы.

— Я буду счастлив хоть две недели пожить такой замечательной жизнью.

— Вот ваш гигиенический набор. Have a good time, sir!

В пакете лежали зубная щетка, мыло, футболка с эмблемой Конгресса и несколько флаконов со средствами от насекомых. Малаец в белой рубашке и пляжных тапочках выдал мне ключ от номера и пошел проводить.

— Пожалуйста, потише, сэр. Все уже спят.

— У меня в стране сейчас еще даже не вечер.

— Все равно, пожалуйста, тише.

Лестница была широкая, с дубовыми перилами. Дизайн кемпуса напоминал поликлинику в новостройках. Звук шагов метался в пустых коридорах.

Я отпер тяжелую дверь и зажег свет. Крашеные стены, письменный стол, две кровати. На одной кто-то, с головой укрывшись, спал. Из-под простыни торчала мясистая, довольно грязная нога. Я сказал: «Искьюзми» — и выключил свет.

Ощупью добравшись до кровати, я бросил на нее свой рюкзак. В нем лежали тишотки, плавки, шорты и два «Левайса» с пуговицами на ширинке. Практически весь мой гардероб. Помимо того, что лежало в рюкзаке, к своим почти тридцати я успел обзавестись разве что разводом.

Нетрудно подсчитать: когда мне стукнет шестьдесят, «Левайсов» у меня будет четыре, а развода — два.

Соседом по комнате оказался улыбчивый итальянец. Очки без оправы, сгрызенные ноготки. Его познания в английском ограничивались фразами «Как тебя зовут?» и «Откуда ты?». Еще он сказал мне: «Merry Chrismas!»

— Вообще-то я буддист.

— Нон каписко.

— Хуйня, милый. Поймешь со временем.

За окном лежал Куала-Лумпур. Я застелил постель и пошел искать душ. Крана горячей воды в душевой не было. Когда я брился, по стене рядом с зеркалом пробежала небольшая ящерица. Она была похожа на нефритовое украшение.

Часы показывали без пятнадцати девять. Соответственно, в Петербурге не было и четырех утра. На первом этаже кемпуса завтракали делегаты. Столовая была огромная, с высоким потолком и множеством круглых шестиместных столов. Двери на улицу были распахнуты, но все равно стояла духота.

В динамиках играла музыка. Стюарты-малайцы потели, улыбались, гремели поддонами и, вставая на цыпочки, через стойку протягивали делегатам тарелки. На шеях у них были повязаны красные пиратские банданы.

За столами сидели чересчур толстые американские женщины, парни в растаманских косичках, седобородые индусы с серьгами в отвислых ушах, голландцы в смешных деревянных башмаках, рыжие типы в футболках, инвалиды в колясках с автоматическим управлением, синюшные потные скандинавы в шортах, японки со скобками в зубах, замотанные в плащи фигуры с четками, кудрявые негритосы, шотландцы в юбках и много кто еще.

Я налил себе кофе и сел за столик. Со мной тут же заговорил мохнатогрудый израильтянин. Стол был покрыт белой скатертью. На середине стояли восемь солонок-перечниц-соусниц. Пышная скуластая женщина не кусая запихивала глубоко в рот что-то неприлично-целеустремленное. Я улыбнулся ей, забрал кофе и вышел на улицу.

Снаружи располагался тропический садик. Он был похож на оранжерею неподалеку от Таврического дворца. Хотелось напрячься и разглядеть окна, а за ними снег. Делегаты сидели в шезлонгах, пили «Коку» из баночек и все равно общались.