Вернее, кто. Ариадна. Близость к ней заставляла забыть о разуме. Хотелось схватить ее, осыпать поцелуями, и… при представлении о том, что могло случиться между ними, сердце глухо застучало, на висках выступил пот.

Как же тяжело желать женщину и не иметь возможности осуществить это желание! А ведь она была его женой! Роберт знал, прояви он настойчивость, Ариадна не сможет отказать… а потом будет терзаться.

Чтобы прогнать мысли, будоражащие кровь, он разделся и с пристани нырнул в реку. Холод заставил вздрогнуть. От ила, щедро покрывавшего отмель, вода была мутной. Солнечные лучи, пронизывавшие реку до самого дна, создавали завораживающие узоры. Засмотревшись на них, Честер едва не пропустил момент, когда воздуха в легких стало не хватать, а голова закружилась. Собравшись с силами, он несколькими резкими рывками вынырнул на поверхность, перевернулся на спину, с наслаждением вдыхая запахи. Отдышавшись, заметил, что течение снесло его, и мощными гребками направился обратно к пристани.

Там выбрался на ступени и подставил лицо солнцу. Посидев так минут пять, он с сожалением натянул рубашку, подхватил сапоги и направился в дом.

Паскуале показывал дом Ариадне, поэтому одеваться пришлось самому. Застегнув дублет, Роберт, повинуясь порыву, достал из потайного отделения ларец с драгоценностями, откинул крышку. Камни призывно блеснули. Он протянул руку и взял фамильное колье – золотые квадратные пластины с вплавленными в них рубинами одинакового размера, соединенные между собой цепочками из золота.

Как правило, именно это украшение герцоги их рода дарили своим женам в качестве утреннего дара. Год назад королева, пытаясь избежать воспоминаний, продала это колье вместе с рубиновой диадемой, изготовленной веком позже, и Роберту потребовалось немало усилий, чтобы получить их обратно.

Скривившись от воспоминаний, он высыпал украшения на кровать и задумчиво перебрал их. Броши, кулоны, серьги… при виде двух колец, сцепленных между собой, герцог нахмурился. Он и забыл про самое главное – кольцо, которое глава рода надевал невесте в храме.

Когда-то ювелир-халфлинг сделал для одного из Честеров три кольца, которые могли соединяться в одно. Напитанные магической силой, они защищали своего владельца. Впоследствии эти кольца использовались как обручальные. И теперь два из них находились в ларце, а вот третье… герцог вздохнул. Как он ни откладывал это дело, необходимо было забрать кольцо у той, кому оно больше не принадлежало.

Странно, что мать не отдала его Роберту сразу. Впрочем, она всегда была падка на украшения, а фамильное кольцо с бриллиантом до сих пор считалось произведением искусства. Вряд ли она отдаст его просто так.

Честер прищурился, просчитывая все варианты. Положение матери и ее титул делали невозможными магическое воздействие или угрозы. Обращаться в рысь тоже было глупо – ее величество вполне могла подать жалобу Вильгельму, и тот, как бы ни ненавидел мачеху, обязан будет разбираться со сводным братом, а Роберту не хотелось проверять, кого из них двоих его величество не любит больше.

План пришел сам собой. Хорошо обдумав последствия, Честер приказал седлать коней и вскоре в сопровождении слуг выехал из ворот усадьбы. Несмотря на лето, за спиной у герцога развивался короткий плащ, подбитый белым шелком, а в густом мехе воротника, если присмотреться, можно было заметить крысиный хвост.

Лошадей вчера купил Паскуале. Слуга торопился, и потому они не отличались резвостью. Хорошие, добротные, тем не менее, они вызывали глухое раздражение, подпитываемое тоской по вороному Шторму, ныне стоящему в королевских конюшнях. Вильгельм всегда с завистью поглядывал на породистого скакуна и вряд ли жаждет вернуть его сводному брату.

Роберт вздохнул и резко выслал коня. От неожиданности тот всхрапнул и выпрыгнул вперед. Герцогу стало стыдно. В конце концов, этот конь был не хуже многих других, и не его вина, что всадник, сидящий на нем, привык получать самое лучшее.

Они проскакали по аллее, у трех лип Честер придержал коня, делая спутникам знак остановиться.

Для засады это место действительно было идеальным. Три дерева, посаженные в незапамятные времена слишком близко друг к другу, у корней срослись воедино, густая листва трех крон надежно защищала сидящего на дереве от чужих глаз.

Честер и сам несколько раз использовал липы, прячась от назойливых менторов, приставленных королем опекать юного пасынка. Теперь это место было осквернено тем, кто хотел убить его жену.

В памяти всплыли полные ужаса глаза Ариадны, ее срывающийся от страха голос…

От злости герцог сжал руку до боли в пальцах. Деревья придется срубить, что пришло в голову одному, легко придет и второму. Надо отдать приказ, но сначала следует забрать то, что принадлежит ему.

Роберт оглянулся на слуг, терпеливо ждущих у дороги.

– Едем!

Всадники устремились дальше. Путь не занял много времени, и вскоре они остановились у ворот, на которых красовался королевский герб с вплетенными в рисунок розами. Честер прищурился, делая вид, что рассматривает чугунный узор. Руки подрагивали, а тело, казалось, сжалось в тугую пружину. Это оказалось еще труднее, чем он себе представлял.

Слуги робко переглянулись.

– Милорд, – набравшись смелости, окликнул один из них.

– Что?

Герцог обернулся, и все трое попятились, испугавшись грозного взгляда.

– Вы уверены, что нам сюда? – поинтересовался второй.

– Вполне.

Лед в его голосе мог заморозить все королевство. Герцог Честер не привык оправдываться перед другими и не собирался менять свои привычки.

– Но ведь это… – слуга покосился на королевский герб.

– Усадьба моей матери, ныне вдовствующей королевы Элеоноры, – кивнул Роберт.

Нерешительность слуг, их переглядывания заставили его взять себя в руки. В конце концов, он давно не мальчик, который поджег портьеры в надежде, что мать обратит на него свое внимание. Хорошо, что слуги быстро потушили пожар.

Прогнав так некстати нахлынувшие воспоминания, Честер подъехал к воротам вплотную.

– Эй, открывайте! – громко потребовал он.

Из каменной сторожки выглянул заспанный караульный:

– Ее величество никого не… Ваша светлость?!

– Здравствуй, Диккон! – Роберт улыбнулся изумлению стражника.

– Ваша светлость, вы? Но ведь… – он осекся, не решаясь упоминать о тюрьме.

– Я на свободе. Обвинения сняты, – лаконично проинформировал Честер. – Странно, что ее величеству не сообщили об этом!

– Гонец приезжал вчера, – кивнул Диккон, потирая крупный веснушчатый нос с красными прожилками сосудов, выдававшими в нем любителя крепких напитков. – Но…

– Моя мать никому ничего не сказала? Вполне в ее духе! Так ты пропустишь? – в руке блеснул золотой.