— Искали, — подтверждает притихший Миша. Смотрит на нас во все глаза, а я не могу понять, напуган он или просто растерян. — Я хотел с тобой позавтракать, папа.

— Уже идем, — обещаю я.

— Так, а что случилось? — не унимается Лариса Петровна. — Я ничего не понимаю! Что случилось же?

Скрывать смысла не вижу, но эта ее токсичная реакция в определенной степени утомительна. Тем более сейчас, когда ни я, ни Птичка еще не справились с последствиями произошедшего эмоционального подрыва.

— Мы с Полиной решили пожениться.

И, естественно, не успеваю я закончить, как Лариса Петровна, издавая ряд странных оглушающих звуков, принимается носиться по комнате.

— Ну, наконец-то! — то задернет шторы, то снова их раздвинет. — Я так и знала, что к этому все идет… Убраться надо… Подумать… Написать… Посмотреть…

— Мама, приди в себя, пожалуйста, — похоже, поведение матери помогает Полине вернуть самообладание. — Ты выглядишь, как сумасшедшая. Уймись и присядь, пожалуйста.

— Что ты? Мне нужно все обдумать!

— Мама…

Молча ловлю Птичкину ладонь, подхватываю свободной рукой притихшего сына и вывожу их из комнаты.

Птичка

Поверить не могу, что все это происходит в реальности. Ночью Тихомиров снова атакует меня смущающими вопросами: «Чувствую ли я уже что-нибудь?», «Как быстро появляется живот?», «Можно ли мне сейчас заниматься сексом?», «А когда нельзя?», «Боюсь ли я вторых родов?»

Я всего боюсь. И по-прежнему считаю, что второй ребенок для нас с Тимуром сейчас — слишком тяжелое испытание. По сути, мы не знаем друг друга. Потому что, как ни отрицай, те незрелые, беззаботные и в чем-то наивные личности, которыми мы были когда-то, ушли.

Тихомиров выглядит абсолютно спокойно. Отдает Клинту распоряжение подготовить необходимые документы и все организовать. Сам же концентрируется на тренировках. Кажется, что именно сейчас он понимает, зачем это делает. И судя по тому, что Рас в один из вечеров озвучивает то же самое, это не просто моя иллюзия.

Полагаться на другого человека непривычно. Но я стараюсь, как говорит мама, унять свои переживания и быть просто женщиной.

— Рядом с тобой такой мужик, доня! Доверься ему. Не тяни ты на себя одеяло. Он все решит. И все сделает правильно.

— Это тяжелее, чем кажется, мам. Еще одного ребенка я принимаю… А Тихомирова не могу. То и дело ловлю себя на мысли, что думаю либо о нем, либо о себе с детьми. Отдельно.

— И это ты говоришь в день своей свадьбы! — всплескивает ладонями мама. — Какая же ты трусиха, Птичка!

Да, она права.

Смотрю на себя в зеркало, и дрожь пробирает. Выбранное мной платье назвать подвенечным можно разве что с большой натяжкой. Оно белое, воздушное и короткое. Без фаты вполне пойдет для повседневной жизни.

— А может… Я просто веду войну со своими мечтами.

— Ты мечтала выйти замуж за Тихомирова? — голос мамы льется несвойственными ей тихими нотами.

— Конечно, мечтала, — признаюсь честно, все еще не отрывая взгляда от своего отражения. — И… Может, всему свое время?

— Ну, вот оно и пришло!

— А может, уже поздно? — шепотом отзываюсь я.

— Не глупи, — мамин голос дрожит. — Пугаешь меня своим унынием! Давай… Давай уже выходить!

— Давай, — так же тихо соглашаюсь я.

Тимур пообещал, что церемония будет закрытой и скромной. Хотя после нашего появления на поединке пресса и стала раздувать из этого нечто многозначительное, о Мише никто за пределами команды не знает. Тихомиров сказал, что объявит об этом сам, уже после бракосочетания.

Теряюсь от той картинки, которая предстает передо мной, когда мы с мамой выходим на пляж. Даже предполагая, каким достатком обладает Тимур, то, что я вижу, трудно назвать скромной церемонией. Кроме ребят из команды, нахожу взглядом Егора со Стасей. Неужели они только ради того, чтобы присутствовать на нашей росписи, снова прилетели в США? Все красивые, нарядные, улыбчивые. Даже рядом с Борей стоит какая-то женщина с ребенком. Та самая?

Но настоящее волнение меня охватывает, когда я вижу в конце импровизированной дорожки, практически у самой кромки воды, Тихомирова с Мишей на руках. В одинаковых белых костюмах и с черными бабочками, они стоят у большой цветочной арки и ждут меня.

— Ой, я сейчас разрыдаюсь… — всхлипывает мама, нервно размахивая веером.

Я и сама не знаю, каким чудом сдерживаюсь. Особенно когда приветственные крики гостей перекрывает нежная и вместе с тем величественная композиция. По телу проносятся тысячи мурашек, сердце отрывисто разгоняется, а дыхание становится поверхностным и частым. Но я сжимаю букет и начинаю идти. Недолгий путь до арки из-за волнения кажется мне бесконечным. Думаю лишь о том, чтобы не упасть и не лишиться сознания. Лукавлю, конечно… Ведь мысли перебивает вырвавшаяся из-под контроля любовь. Чувство, над которым я никогда не имела власти. И сейчас оно не просто томительное и горячее. Оно взрывается внутри меня и рассыпается искрами.

Тихомиров держит на руках Мишу, а я несу в себе нашего второго ребенка. Какими бы ни были причины, это наша свадьба. Могу я позволить себе быть счастливой, хотя бы в этот момент? Сопротивляться этим ощущениям нет шансов. Именно поэтому добираюсь я до Тимура со слезами на глазах.

Музыка стихает. Слышно лишь шум волн и далекое пение птиц.

— Добро пожаловать в семью Тихомировых! — выкрикивает Миша, размахивая зеленоватым бланком.

Догадываюсь, что это его новое свидетельство о рождении.

— Добро пожаловать, — не то подхватывает, не то закрепляет утверждение сына Тимур.

И тоже вовсю ухмыляется. Глаза горят и греют. Мне нравится думать, что он сейчас так же счастлив, как и я.

Гости хором подхватывают это приветствие и, очевидно, по привычке скандируют фамилию своего чемпиона. Правда, сейчас во множественном числе.

— Я еще не сказала «да», — негромко отзываюсь и улыбаюсь я.

— Там была линия, — указывает Тимур куда-то мне за спину. — Переступила, считай, все. Тихомирова.

— Подпись хоть нужна? — смеюсь, не в силах удержать в себе это счастье. — Или это вы тоже без меня решили?

— Очень нужна, — заверяет Тихомиров.

Делаю еще шаг, и как-то само собой так получается, что наши пальцы переплетаются. Миша практически всю официальную часть сидит на второй руке Тимура и в самые важные моменты тихонько подсказывает, что говорить. Это смешит и гостей, и нас. Благодаря ему церемония проходит легко и без лишних слез. Нет, они выступают только от хохота.

— Знаете, почему без меня они не смогли бы пожениться? — серьезно рассуждает сын, глядя на представителя консульства, который должен зарегистрировать наш с Тихомировым брак. — Они не понимают, что говорить. Совсем. Мама знает только «нет» и «нельзя». А папа… — сосредоточенно смотрит на отца. — Он — Медведь. А медведи не разговаривают. Они просто приходят и берут свое, — уверенно заявляет Миша. И чуть позже, когда мы уже держимся за животы от смеха, добавляет: — Моя мама так не понимает.