Фридман — один из великих апологетов глобализации, но отнюдь не первый. К концу XX века немало международных институтов обеспечивали глобализацию мирового порядка: Всемирная торговая организация и Организация экономического сотрудничества и развития, Международный валютный фонд и Всемирный банк. Многосторонние институты, включая и Евросоюз, также способствуют этому процессу, создавая многонациональные политические системы на основе принципов свободной торговли. Частный сектор выстроил собственную инфраструктуру глобализации. На ежегодном Экономическом форуме в Давосе собираются политическая и бизнес-элита, чтобы найти точки взаимодействия в этом все более «плоском» мире.

Глобализация изменила мир. В 1970 году на торговлю приходилось около четверти общемирового ВВП; к 2019 году торговые операции составляли уже 60% ВВП, значительно выросшего за прошедшие годы. У этой тенденции были очевидные и многочисленные преимущества. По мере развития международной торговли становились все более доступными и привлекательными самые разнообразные формы географического обмена, такие как отдых или учеба за границей. Процесс глобализации совпал с невероятным ростом благосостояния человечества. Рынки стремительно росли, страны получали возможность пожинать плоды открытой торговли. По мнению наиболее активных сторонников, глобализация привела к росту качества жизни и снижению уровня бедности на планете[320]. Как я утверждал в главе 2, с ростом глобализации стали формироваться гораздо более крупные рынки, что способствовало экспоненциальному развитию технологий, а также росту бизнесов, которые смогли использовать эти технологии.

После разразившегося в 2007–2008 годах экономического кризиса дальнейшая глобализация перестала казаться неизбежной. Дело в том, что под ее влиянием росла роль финансового сектора, причем как в национальных экономиках, так и в мировом масштабе: с ростом торговли увеличивается потребность в кредитных операциях, часто на базе все более сложных финансовых инструментов. В период финансового кризиса пострадали не только инвесторы, но и «реальная» экономика. По мнению многих, глобализация привела к выводу производственных операций из развитых стран в развивающиеся. После 2010 года во многих странах начался резкий откат к национализму. В качестве примеров можно привести Брекзит в Великобритании и избрание Дональда Трампа президентом США. Глобализация остается мощной силой мировой экономики, но определенно теряет привлекательность.

Подобные истории наверняка знакомы большинству читателей. О том, что глобализация не кажется больше безусловным благом, написано немало, и чаще всего в таких публикациях речь идет о росте имущественного неравенства, о проблемах, связанных с иммиграцией, о деиндустриализации развитых стран — и все это используется в качестве аргументов против дальнейшего процесса. Гораздо реже говорится о том, что экспоненциальное развитие технологий оказывается причиной возведения новых границ и само предоставляет для этого инструменты.

Мы привыкли считать, что чем выше уровень технологического развития общества, тем активнее оно отказывается от границ, становясь все более глобальным. До недавних пор именно так все и было. Однако в последнее время развитие экспоненциальных технологий стимулирует локализацию многих важных процессов: теперь становится выгоднее работать с тем, что есть поблизости, а не искать глобального присутствия. И дело не только в 3D-принтерах, на базе которых строит бизнес Анжело Юй и другие предприниматели. Экспоненциальные технологии стимулируют локальное производство энергии и продовольствия, хотя до недавнего времени такой подход был бы страшно затратным. Новые технологии и создаваемые на их основе бизнесы часто требуют взаимодействия больших групп живущих по соседству людей, а это возможно только в городах.

В течение XXI века развитие технологий будет все активнее стимулировать возврат с глобального уровня на локальный. Начавшаяся в 2020 году пандемия коронавируса показывает, насколько хрупкими могут быть глобальные цепочки поставок. И если в 2020 году это был вирус, то в недалеком будущем аналогичную роль могут сыграть, скажем, война или экстремальные погодные условия, и все это усугубится антропогенными изменениями климата. В результате наступит период, когда географическое расположение снова окажется важнейшим фактором, а экономическая активность будет возвращаться на локальный уровень.

Какая ирония: глобализация как экономическая парадигма дала начало эпохе экспоненциального роста, а та стимулирует появление технологий, которые заставляют нас вернуться на локальный уровень. Однако нынешние политические и экономические системы пока не способны подстраиваться под меняющиеся условия. А потому, как и положено, возникают разрывы — между экономическими нормами, насаждаемыми политическими институтами, и реальными процессами в рамках экономики, все более отходящей от принципов глобализации; между странами, способными адаптироваться к новой эпохе относительной изоляции, и теми, кто этого сделать не может; между концепцией национального государства, которая явно трещит по швам, и мощными независимыми городами, чье влияние подпитывается новыми технологиями.

Мир совсем не плоский. Он очень, очень разнородный[321].

Классические аргументы в пользу глобализации базируются на работах экономистов Адама Смита и Давида Рикардо: оба сформулировали теории, обосновывающие необходимость свободной торговли. Смит считал, что экономика выигрывает от специализации. Если, вместо того чтобы все производить самим, мы сосредоточимся на чем-то одном, то добьемся большей эффективности, — и тогда можно будет наладить обмен излишками, возникшими благодаря росту эффективности, с теми, кто специализируется на чем-то другом. Я делаю муку — ты печешь; в итоге хлеб будет у обоих. Одним словом, торговый обмен объявлялся более эффективным подходом, чем полная автономность.

Работавший в начале XIX века Давид Рикардо развил идеи Смита, сделав особый акцент на «сравнительных преимуществах». По мнению Рикардо, государства должны экспортировать то, что им особенно хорошо удается создавать. Если в стране велики запасы угля, она должна заниматься преимущественно его добычей и экспортом; если есть условия для выращивания сельскохозяйственных культур, лучше сосредоточиться на производстве и экспорте продовольствия. Добавим к этому разницу в экономических условиях и возможностях, сложившихся в разных государствах: скажем, более бедным странам разумнее заниматься сборкой или другим неквалифицированным трудом, а более богатые сконцентрируются на дизайне и инновациях — и готова всем удобная комбинация, когда за счет обмена все страны выигрывают.

Те из нас, кто родился в конце XX века, живут в мире свободной глобальной торговли, о которой Смит и Рикардо могли только мечтать. Глобальные цепочки поставок влияют на все аспекты нашей жизни. Для сборки телефона используются литий, добытый в Чили, алюминий из Китая, палладий из Южной Африки. Одно крыло самолета может неоднократно пересекать границы, перемещаясь с одного специализированного завода на другой.

Возьмем, к примеру, еду. Уже многие годы овощи, фрукты, рыба, мясо и молочные продукты перевозятся на огромные расстояния в контейнерах-рефрижераторах. Если вы заказываете в онлайн-супермаркете помидоры с доставкой в конце недели, вполне возможно, что вам привезут овощи, которые сегодня, когда вы только жмете на кнопку «Купить», еще зреют на грядке, скажем, в Испании, как в моем случае[322]. Так получается из-за особенностей испанского климата. Можно было бы