энергии ближе к месту потребления, то есть к домам. Электромобили способны накапливать электричество, которое мы можем использовать для дома или офиса через систему обмена между электромобилем и электросетью. В среднем электромобиль может хранить около 50 киловатт-часов электроэнергии, и для американского или британского дома этого достаточно дней на пять. Вскоре станет совершенно обычным делом использовать электричество, накопленное в аккумуляторе электромобилей, для питания домашних электроприборов после заката. По прогнозам, только в Британии к 2030 году таких автомобилей будет около 11 миллионов. Если каждый автовладелец будет готов поделиться частью электричества с соседями, этого может хватить для удовлетворения почти всех потребностей страны[329].

Мой друг Саймон Дэниел — изобретатель, и его решения демонстрируют возможности этих новых локальных энергетических сетей. Первым успешным проектом стала складная клавиатура для компьютера, которую он разработал еще в 1990-х; примерно в то же время начал набирать популярность PalmPilot, одна из первых моделей карманных компьютеров. Недавно Дэниел решил объединить в сеть несколько тысяч аккумуляторов и построить гигантскую виртуальную электростанцию. Если бы его компании под названием Moxia пришлось закупать аккумуляторы для этого проекта, то потребовались бы десятки миллионов долларов инвестиций. Дэниел решил пойти другим путем: он стал убеждать владельцев электромобилей присоединяться к его проекту, чтобы простаивающие автомобильные аккумуляторы стали частью этой электростанции. Платформа, разработанная Дэниелом, управляет сетью и с помощью сложных алгоритмов выравнивает в ней нагрузку. По последним данным, Дэниелу удалось объединить 20 тысяч аккумуляторов в нескольких городах Японии[330]. Этого достаточно, чтобы на день обеспечить электричеством 25 тысяч японских домов. Это какая-то магия: роль гигантских традиционных электростанций, коптящих небо, начинают играть припаркованные около дома электромобили, сообща обеспечивающие электричеством на ночь целый район.

В масштабах национальной экономики нефть применяется далеко не только для выработки электричества. Производные нефтепродукты используют в фармацевтической промышленности и для производства пластиков, то есть они участвуют в создании разнообразных предметов повседневного спроса. Но и это, похоже, скоро изменится. Джош Хофман — генеральный директор компании Zymergen, стартапа в области биотехнологий. Компания использует машинное обучение и генетические технологии, чтобы заставить микробов создавать промышленные материалы. Первый продукт под названием Hyaline будет использован для производства экранов для смартфонов. Микробы из лаборатории Хофмана в ходе естественных процессов жизнедеятельности выращивают пленку для экрана, и на это требуется гораздо меньше энергии, чем для создания пластика из нефти. Таким же образом удается вытеснить углеводороды из производства ортопедических материалов.

Тут, конечно, нужно сделать оговорку: наша зависимость от ископаемых энергоносителей снижается, однако переход к зеленой экономике не случится как минимум до конца XXI века. При этом мы можем оказаться даже более зависимыми от новых видов сырья: например, для аккумуляторов нужен литий, а для производства прецизионных электронных приборов требуются редкоземельные металлы. Тем не менее общемировой тренд указывает на формирование экономики, использующей все меньше сырья. Все эти тенденции — локализация производства и снижение зависимости от некоторых видов сырья — могут стать началом радикальных перемен. Вскоре мы сможем удовлетворять многие из материальных потребностей, не прибегая к международной торговле.

* * *

Перемены в организации производства становятся, возможно, даже более революционными, чем новый подход к использованию сырья. В экспоненциальную эпоху оно может и не требовать этапа, считавшегося еще недавно обязательным, а именно упаковки кроссовок, телефонов, узлов и деталей для автомобилей или, скажем, протезов в стандартные двадцатифутовые контейнеры и отправки их куда-то за океан. Организация производства все в большей степени следует логике, по которой работает Анжело Юй. Теперь через полмира отправляется идея, а процесс производства реализуется с помощью принтеров или в сборочном цехе в непосредственной близости к конечному потребителю. При таком подходе ненужными могут оказаться целые заводы, логистические цепочки, офисы — все это из активов превратится в пассивы[331].

Растущая локализация производства обусловлена новыми нормами экспоненциальной экономики. Во-первых, мы являемся свидетелями резкого роста значимости нематериальных активов, речь о которых шла в главе 4. Для многих сложных продуктов — от компьютеров до передовых лекарственных препаратов, от телефонов до автомобильных запчастей — основными компонентами стоимости становятся идеи. iPhone стоимостью в тысячу долларов содержит собственно деталей и микросхем всего на четыреста долларов. Остальные три пятых розничной цены — нематериальные элементы: дизайн, координация, бренд[332]. По мере эволюции и совершенствования новых методов организации производства, с развитием экспоненциальных технологий, включая искусственный интеллект, это соотношение будет и дальше меняться в пользу нематериальных составляющих. Для организации современного производственного процесса требуется принципиально меньше работников, чем при прежних подходах, а это значит, что впервые за десятилетия вновь будет разумно с экономической точки зрения размещать производство там, где стоимость труда относительно высока.

Возьмем для примера беговые кроссовки. Долгие годы все известные бренды стремились по максимуму использовать блага глобализации: дизайн создавали в студиях Портленда и Берлина, рекламные кампании проводили в социальных сетях с участием всемирно известных спортсменов, а производство было организовано в странах типа Вьетнама, Бангладеш и Таиланда. В последнее время подходы меняются. В 2016 году немецкий производитель кроссовок Adidas открыл производство в собственной стране, в баварском городе Ансбах. Фабрику назвали Speedfactory. На производстве площадью 4500 квадратных метров предполагалось выпускать полмиллиона пар в год. Основа бизнес-модели не дешевый труд, а роботы, автоматизация и 3D-печать. При таком подходе можно добиваться более высокого качества и даже производить спортивную обувь по индивидуальному заказу[333].

Однако мы пока еще не живем в таком экспоненциальном будущем. Компания Adidas слишком обогнала свое время и через три года была вынуждена закрыть Speedfactory и вернуть производство обратно в Азию. Оказалось, что с некоторыми задачами машины пока не справляются, а вот давние азиатские партнеры освоили даже самые сложные операции[334]. Производство полного цикла с использованием послойной печати пока слишком дорого по сравнению с традиционным, роботы не везде могут заменить человека[335]. Однако решения для высокотехнологичного производства продолжают развиваться, и история уже знает немало примеров такого стремительного роста. Технологии 3D-печати дороги и сейчас не применяются в достаточных объемах, но стоимость будет падать в точном соответствии с законом Райта, что приведет к удешевлению сопутствующих материалов, в частности программных решений для управления принтерами. Технологии 3D-печати и сейчас совершенствуются довольно быстро, меняясь примерно на 30% в год.

Потенциал новой технологии стал очевиден в связи с пандемией COVID-19. По мере распространения вируса в странах, плохо готовых к такому повороту событий, скажем в Великобритании, стало остро не хватать медицинских масок и защитных экранов для врачей и медсестер. Мировые производители в Китае и Турции оказались