– Надо наказывать воров. Наказывать, не разбирая, какого они рода. Всякий должен иметь право убить ночного татя на воровстве, но коли уж продержали до утра, то надо судить его, ибо убиение связанного тоже есть преступление, – гневно проговорил князь Ярослав.

– Так это-то понятно, князь. Мы его убили, правда, на рассвете. Словно нутром почуял я, что тебе не понравится, если его днём убивать будут. Так сказать, ночью брал – ночью и пал. Я о другом. Серебряник этот очень похож на монету твоего отца Владимира, только вот смотри, не такая она, – сказал Медведко, – узор на ней иной.

Ярослав взял из рук Медведко серебряник и вновь поднёс его к глазам, при этом не выдержав и опершись рукой на стоящего рядом Будого.

– Это не узор, Медведко. Это надпись. Написано, что это Петрос и это его серебро. Петрос – христианское имя Святополка. Он стал свою монету чеканить. Видимо, монет отца у него нет, а платить ему надо.

– Ну-ка, ну-ка, дай сюда монету, – сказал Будый, беря из рук Ярослава серебряник, – так получается, что Свято-полк кому-то из наших людей серебром платит? Так! А тот, кто её украл, эту монету, ну, в общем, этот трус сможет сказать, у кого он её добыл?

Медведко от души рассмеялся, качая головой – мол, оттуда ещё никто не возвращался.

– Умертвил я его на рассвете, я же сказал.

– А ты, Медведко, и впрямь умом не блещешь. Верно монахи говорят, сила – уму могила. Плоть свою постом смиряй, обжора! Это же надо – умертвил человека, что нам мог бы соглядатая выдать. Это и впрямь надо быть ослом или мулом, чтобы такое совершить! – стал ругаться Будый. – А может, ты и впрямь медведко? Ты из какой берлоги вылез?

– Будый! – остановил разгорающуюся ссору князь Ярослав, увидев, как сжимает кулаки воевода Медведко, который не был столь остёр на язык. – Не о том думать надо. Святополк всё о нас знает и платит за это серебром. Серебром, которое совсем недавно отчеканил, и это он делает от того, что, расточив богатства моего родителя и деда, по правде является бедняком.

– А как же он печенегов нанял? Те за дружбу служить не станут, – сказал посадник Коснятин Добрынин, – сдаётся мне, что это всё не просто так. Чтобы чеканить монету, у него серебро должно быть! Не обеднел князь Киевский, просто хочет, чтобы отныне все видели, что он полновластный государь и даже монета у него своя есть.

– Княже, – задумчиво проговорил Будый, – а может, и нам на ту сторону человека послать? Пусть тоже поглядит, как там Святополк расположился.

– Отправь, воевода. Давно надо было так сделать. Давно.

Трое воинов вели человека, который сопротивлялся и изо всех сил пытался высвободиться.

– Пустите, злыдни! – закричал человек, сделав очередную попытку сбежать.

– А ну рот закрой, будет время – накричишься.

Воины остановились возле шатра воеводы. Тот, кто был несколько поменьше остальных, отвесив пленнику сильный удар по животу, вошёл внутрь.

– Воевода, – поклонившись, произнёс воин, – спой-мали ворога. С той стороны переплыл и пытался следить за нами.

Воевода Ляшко, сидевший на своей постели и жующий копчёное мясо, встал и, неспешно взяв меч, опоясался. Скучно было в лагере. Князь Ярослав переправляться не хотел, и поэтому боя ждать не приходилось. Киевляне ели от пуза, попивали медок и праздно шатались по лагерю. Заставить воинов что-либо делать было сложно, так как не было никакой ни в чём необходимости.

Ляшко уже не раз говорил князю Святополку, что надо перестать слать из Киева припасов и других необходимых вещей с избытком, так как такое довольствие делает воинов ленивыми, но князь наотрез отказался послушать воеводу.

Ляшко вышел на улицу и невольно поёжился. Холодно по утрам, и вон вчера выпавший снежок так и лежит. Со дня на день река замёрзнет. Вот тогда быть битве. Уж поскорей бы, а то ведь вскоре в лагере воины и бражничать начнут.

– Где споймали ворога? – спросил воевода Ляшко, внимательно рассматривая пленника.

Одет словно киевлянин, но сразу видно – новгородец, и при этом не с самого города, а откуда-то из глухого леса. Вон, рубаху наизнанку одел. Для чего он здесь? Неужели на том берегу не могли никого нормального найти? Такого, что и не поймёшь сразу, откуда, и такого, что рубаху правильно оденет.

– Реку переплывал в нескольких часах ходу отсюда. Сначала думали побить, а после решили привести к тебе, воевода.

– Правильно, хлопцы. Чего, плавать не холодно? – с дружелюбной улыбкой спросил пленника Ляшко. – Да отпустите вы его. Он ведь соглядатайствовать пришёл – ну пусть соглядатайствует. Не убежит.

Воины отпустили новгородца, который не понял, почему так решил воевода. Он ожидал лютой смерти или уж, на крайний случай, приготовился к пыткам, а воевода приказал его отпустить.

– Так водичка холодная-то? А то я тоже вот сижу, думаю, может, лето вспомнить да окунуться?

– Холодная, – ответил новгородец, – очень холодная, аж обжигает!

Ляшко рассмеялся.

– Так холодно, что аж горячо. Это точно. Ну чего там на том берегу? Когда биться будут? Да ладно, не отвечай – знаю, что ты не ведаешь. Зачем ты здесь?

Новгородец стал переступать с ноги на ногу. У него явно была заготовлена речь, но она не подходила для такого вот момента. Такие слова, что он должен был сказать, говорят, когда тебя жгут железом и калечат, а не когда над тобой подсмеиваются.

Точно, подумал воевода Ляшко. Этот послан для отвода глаз, а настоящий соглядатай в это же время должен в стан проникнуть. Там, на той стороне, не знают, что ли, что не только Добрыня тогда, много лет назад, эту хитрость удумал? Послать одного человека, чтобы его поймали, а в это же время послать второго. Много лет назад это было. Тогда в Киеве ещё Ярополк сидел.

– Убейте его, – лениво бросил Ляшко, возвращаясь в шатёр.

– Я буду говорить, – завопил новгородец, – всё скажу!

Ляшко повернулся к новгородцу и рассмеялся, смотря ему прямо в лицо. На него смотрел человек, ещё несколько мгновений назад полный решимости. Отвага, блиставшая в глазах новгородца, куда-то подевалась, но вот вместо ужаса или страха она сменилась покорностью. Такого посылать на такое дело нельзя, подумал Ляшко. Видно, что он совсем не хитрый.

– Подождите, – сказал Ляшко своим воинам, – успеете его обезглавить. Ну чего ты можешь сказать, новгородец? Я ведь знаю, что ты сейчас будешь говорить, что тебя послали выведать, когда лучше напасть на нас, и что, мол, ты должен подать знак в условленное время, и тогда на той стороне пойдут в атаку. Так?

Новгородец стал переступать с ноги на ногу и Ляшко понял, что угадал.

– А ещё тебе сказали нам это передать не сразу, а после того как мы тебя пытать начнём. Так? А говорил тебе это часом не боярин Коснятин Добрынин? По глазам вижу, что он. Так вот, мы эту хитрость с его отцом Добрыней Никитичем удумали, когда он ещё сиську сосал. Нечего тебе мне сказать, воин. Жаль мне таких, как ты. В бою от тебя пользы больше было бы.